– Георгий… – позвала я и легким движением дотронулась до плеча дорогого мне человека. Он вздрогнул так, будто его кожи коснулся оголенный провод под большим напряжением, и поднял на меня мертвые тусклые глаза. Таких я у него никогда не видела. Он будто заглянул в неведомое. Его зрачки, совершенно слившиеся с темно-карей радужкой, словно два страшных тоннеля, вели туда, в запределье, где нет места душам живых людей. Я тоже содрогнулась.
– Ты… Настя… – с трудом идентифицировал меня он. Голос его я не узнала. – Ты как здесь? Хотя… ясно… Прости, я немного не в себе…
– Вижу… Может быть, уйдем отсюда?
– Куда? – искренне не понял Георгий. Похоже, он собирался сидеть в мастерской сколько хватит сил, чтобы хоть этим искупить перед братом вину, которая сейчас обрушилась на него всей своей каторжной тяжестью и, возможно, мешала дышать, вцепившись ядовитыми щупальцами прямо в горло. Не случайно дыхание Георгия было хриплым, а голос чужим.
– Куда хочешь. Можем к тебе, – я хотела сказать «в «Гарду», но побоялась этим словом напомнить о проклятом толедском клинке, а потому закончила по-другому, – в стоматологию… Или поедем ко мне…
Георгий долго смотрел на меня, пытаясь понять, о чем я веду речь, потом лицо его несколько прояснилось, он огляделся вокруг и, похоже, наконец заметил, в какую пьяную бузу превратились поминки по брату.
– Да-да… – отрывисто произнес он. – Нашему народу что свадьба, что проводы – один черт… Поехали. Ко мне… Только я вести машину не смогу. Вот тут, – он вытащил из кармана мобильник и протянул мне, – забит номер такси. Как раз на подобный случай… Вызови… У меня пальцы совсем не слушаются…
Когда мы приехали в «Гарду», Георгий ничком упал на постель и проспал почти сутки.
Глава 10
– Да, у меня со Златой были чисто договорные отношения, – произнес Георгий, когда наконец утолил первый голод. Пока он спал, я в соседнем универсаме купила курицу и сварила ему бульон, как тяжелобольному. Незатейливое блюдо, оно всегда у меня выходило отменно. Бывший муж любил мой куриный бульон. Он говорил, что я каждый раз умудряюсь сварить так, чтобы не чувствовалось излишнего жира, но жидкость в то же время была навариста и янтарно-солнечна по цвету. Георгий съел последнюю ложку и спросил: – Ты хочешь знать подробности?
– Только то, что посчитаешь нужным рассказать, – ответила я, хотя, разумеется, хотела знать все. Я должна быть вооружена против Златы до зубов. Георгий очень внимательно посмотрел на меня, словно просветил насквозь, и прозорливо начал:
– Ты права, мы не должны ничего таить друг от друга, если хотим…
Он на этом остановился. Наверно, потому, что не мог знать точно, чего хочется мне. Подбадривать его словами или вопросами я не стала.
– Ну да! Да! Можешь считать меня беспринципной расчетливой сволочью, но я ради наследства пошел договариваться с женщиной, которая всегда смотрела на меня заинтересованно! Не на улицу же было идти! Не к проституткам же! Марина, даже если бы вдруг вылечилась или просто решила рискнуть здоровьем, уже не подходила под возрастную категорию, определенную моим отцом!
Поскольку я продолжала молчать, Далматов перешел почти на крик:
– А ты не отправилась бы к мужику, который всегда пускал тягучие слюни, на тебя глядючи, если б с его помощью могла получить сумасшедшие деньги?! А в моем случае дело даже не в деньгах… Я мог стать владельцем уникальной вещи… Не знаю, как передать ощущения коллекционера… Это, понимаешь, страсть, сродни любовной… Держать в руках… чувствовать холод стали… У холодного оружия своя, особая эстетика. Кто понимает в этом, кто разбирается, того формы клинка, эфеса завораживают, как женские станы… Можно душу продать за какой-то редкий экземпляр…
– Вот с этого места поподробнее, пожалуйста, – встряла в его пылкую речь я.
– Что именно тебя интересует?!
– Душу продать, значит, можно. А убить?
– Убить?! В каком смысле?!
– В обыкновенном. Может ли одержимый коллекционер убить кого-нибудь ради того, чтобы завладеть новой единицей коллекции? Редкой единицей… Дорогой… Бесценной…
– Ну… бывали такие случаи… Сама, поди, знаешь: книжки читаешь, фильмы смотришь… – начал говорить Георгий, поглядывая на меня с большим подозрением. Потом вдруг тонкие брови его взлетели наверх. Он больше, чем когда-нибудь, стал походить на Дон Кихота, который неожиданно прозрел и увидел, что ветряные мельницы – они и есть ветряные мельницы, а вовсе не коварные великаны, чему очень изумился. Далматов поднялся из-за стола, подошел ко мне, чувствительно тряхнул за плечи и закричал в самое ухо: – Ты что, решила, что я убил Бо ради нового экземпляра своей коллекции?!!
– Боюсь, так могут подумать другие! – не менее громко ответила я.
– Кто, например?!
– Милиционеры!
– А зачем им так думать?!!
– Да затем, что у тебя есть мотив для убийства брата!
– Но это же чушь! Бо умер от сердечного приступа!
– Ага! Цветущий молодой мужчина вдруг ни с того ни с сего умирает от сердечного приступа! Это что ж, нормальное явление, по-твоему?!! Разве когда-нибудь Бо жаловался на сердце?!
– Нет! Но все когда-нибудь случается вдруг!
– То есть ты настаиваешь, что сердечный приступ с твоим братом случился именно вдруг?!
– Да ни на чем я не настаиваю… – Георгий как-то разом сдулся, отпустил мои плечи и слепо шлепнулся обратно на стул, чуть не промахнувшись. Он обхватил голову руками, а потом тихо произнес: – Просто я не убивал… Как ты могла подумать…
– Но ты же сам сказал, что за уникальный экземпляр коллекции можно душу продать!
– Да это ведь всего лишь метафора… Разве непонятно? Преувеличение такое…
– Но ты ведь очень неметафористично отказался от меня! – взвизгнула я. – Реально!
– В каком смысле? – Георгий вскинул на меня непонимающие глаза.
– Он еще спрашивает! – я очень выразительно всплеснула руками. – Ты же меня бросил посреди дороги, когда узнал, что Злата от тебя беременна! И больше вообще мной не интересовался! А ведь до этого очень красивые песни о любви мне, дуре, распевал! Ты моя женщина, – передразнила я его, – и все такое… Прямо противно, что я на это купилась!
– Просто почти сразу умер Бо… Я не мог… Я ничего не мог… Вообще только-только отдышался… Тебе, конечно, спасибо… Мне кажется, если б не ты, я сдох бы там, в его мастерской, на этих кошмарных поминках…
Я уселась за стол против Георгия и решила задать еще один вопрос, который сильно мучил меня, оставив на потом выяснение наших отношений:
– Скажи, пожалуйста, а кроме того, что ты страдаешь от потери Бо, больше никакие чувства тебя не обуревают?
– Это какие же, например?! – вскинулся он.
– Ну… со смертью Бо сам собой решился вопрос наследства. Злата родит ребенка, и вожделенная шпага будет твоя…
