Из Глазго я выехал в Галифакс. Англичане, благодаря моему личному знакомству с адмиралом Джелико и генералом Холль были со мной чрезвычайно любезны. Джелико беседовал со мною очень долго по поводу обороны Немецкого моря и минирования немецких берегов. Он спрашивал моего мнения по этому поводу и был чрезвычайно любезен. Обыкновенно о таких вещах не сообщают посторонним, он же находил возможным говорить об этом со мной. Таким образом, со стороны английского морского начальства отношение было самое корректное и любезное. Их любезность выразилась в том, что нас поместили на этот вооруженный крейсер совершение бесплатно. Этот крейсер конвоировал огромный транспорт «Кармения», идущий в Канаду с больными и ранеными канадскими солдатами. Мы вышли из Глазго и направились в Ирландское море. Несколько сот миль нас сопровождали несколько миноносцев, а затем уже в открытом море мы шли вдвоем. Таким образом, благополучно, не встретив никакого неприятеля, мы пришли в Галифакс, совершив весь переход в 10–11 дней.
По прибытии в Галифакс, нас встретил морской офицер — морской агент Миштовт, который заявил нам, что в Мон-Реале нас встретят представители морского министерства Соединенных Штатов, что нам предоставлен специальный вагон, что мы являемся гостями американской нации, и чтобы мы не беспокоилась ни о помещении, ни о средствах передвижения, так как все это берет на себя американское правительство. Таким образом мы прибыли в Мон-Реаль, где нам был подан вагон. Туда же прибыли представители морского министерства Штатов — два офицера, которые были прикомандированы к моей миссии и которые были раньше в России (один из них Мак-Кормик, пробывший в Петрограде 4–5 лет, хорошо говорил по-русски). Таким образом с полным комфортом мы прибыла в Нью-Йорк и Вашингтон. По прибытии в Вашингтон, я сделал прежде всего визит нашему послу Бахметьеву и морскому министру, его помощнику, министру иностранных дел, военному министру, словом, всем тем лицам, с которыми мне потом приходилось сталкиваться.
После обмена визитами в первые же дни официальных приемов я выяснил, что план относительно наступления американского Флота в Средиземное море был оставлен. Его выполнение было невозможно в виду того, что шла перевозка американских войск на Французский фронт, и производить новую экспедицию на Турцию, Дарданеллы, было бы совершенно невозможно, хотя военные круги и говорили, что это имело бы большое значение, так как захват Константинополя и вывод Турции из состава коалиции послужил бы началом конца всей войны. Тем не менее, выполнить этого было нельзя, так как весь транспорт был занят перевозкой войск на Французский фронт.
Алексеевский. Думали ли вы лично, что форсирование Дарданелл американским десантом может дать успех, принимая во внимание неуспех предыдущих англо-французских попыток?
Колчак. Да, я считал это возможным.
Алексеевский. Состояние американской армии, как экспедиционного корпуса, давало ли надежду?
Колчак. Конечно, американская армия не была в состоянии выполнять блестяще эту задачу, но принималось во внимание то положение, что в этот момент Турция находилась в полном истощении. Американцы базировались главным образом на том, что Турция не окажет им сопротивления, а даже пойдет навстречу. Как бы то ни было, этот вопрос был решен отрицательно, и мне оставалось выполнить только мою миссию, т. е. передать те сведения чисто технического характера, которые интересовали американцев. Так же, как в Англии, я пользовался здесь полнейшим вниманием со стороны американских, главным образом морских, властей. После того как выяснилось, какую работу мне надо выполнять и как использовать привезенные со мною материалы, мне было предложено вместе с моей миссией поехать в Нью-Йорк, — к северу от Нью-Йорка, в известное место для летних купаний, недалеко от которого находится морская академия. Было условлено с министром, что мы отправимся в Нью-Йорк вместе с прикомандированными офицерами, где разберем все материалы, где нам будет указано, что интересует морское ведомство Штатов. Мы уехали в Нью-Йорк в там занимались недели две-три.
За все это время в Нью-Йорке я ни о кем не виделся, так как с утра до вечера мы все время проводили в академии и занимались своей работой. Мне было поручено охватить на некоторые вопросы чисто технического порядка, и я занимался этим делом. Когда я закончил работу, я получил приглашение от морского министра познакомиться с американским Флотом и непосредственно участвовать в маневрах этого Флота в Атлантическом океане. Я, конечно, принял это приглашение вместе с офицерами. За нами пришел миноносец, и мы на этом миноносце прибыли на Флот, стоявший в [пропущено слово]. Около 12 дней я плавал на Флагманском корабле американского Флота «Пенсильвания», участвуя в его маневрах. Американцы были чрезвычайно любезны не только в смысле внешней стороны, но и в смысле ознакомления меня с организацией маневрирования Флота, управления им и т. д. Я привез оттуда чрезвычайно ценные материалы, которые теперь, конечно, имеют для нас только академическое значение.
По окончании маневров я решил, что надо возвращаться домой. Я был глубоко разочарован, так как мечтал продолжать свою боевую деятельность, но видел, что отношение в общем к русским тоже отрицательное, хотя, конечно, персонально я этого не замечал и не чувствовал, так как я был гостем нации и приехал в ответ на такую же миссию, которая была у нас и которая была хорошо принята. Тем не менее, я видел, что отношение Америки к русским было чрезвычайно отрицательное, и оставаться там было тяжело. Я сделал прощальные визиты, представился президенту. Я беседовал с ним несколько минут по поводу положения в России; он расспрашивал меня относительно слухов, дошедших в Америку, о рижских операциях, — наш Флот тогда был вытеснен из Рижского залива. Он спрашивал, были ли подавляющие силы у немецкого флота и как дело обстояло раньше. Я сказал, что после моего ухода в 16-м году была сделана громадная оборонительная работа: было поставлено масса новых орудий, поставлены минные заграждения и т. д., словом, была выполнена колоссальная работа, усиливающая позицию, но что я теперь не могу ничего сказать, кроме того, что моральное состояние команд плохо, что драться с ними невозможно. Он сказал, что, вероятно, это и есть единственное объяснение. Затем я решил возвратиться в Россию. Я считал, что моя миссия но удалась, что участвовать в войне мне не удастся, и что поэтому надо вернуться в Россию и там искать какой-нибудь работы, соответствующей моим знаниям и способностям.
Алексеевский. Не замечали ли вы в Нью-Йорке или в Вашингтоне, что часть русского общества усиленно работала в пользу немедленного окончания войны?
Колчак. Я с этим совсем не сталкивался. Эта агитация, если она и была, должна была вестись очень осторожно, так как американцы и все правительство страшно муссировали эту войну, старались всеми мерами поднять воинственный дух. Все здания были оклеены плакатами патриотического свойства, и если такая пропаганда велась, то очень осторожно, так как иначе американцы немедленно прекратили бы ее. Русских печатных изданий я там не видел, и все сведения приходилось получать из американских газет; американская же пресса является удивительно несерьезной в отношении проверенности тех сообщений, которая она дает. Первые сведения о корниловском выступлении я получил в Мон-Реале, при чем это было представлено в таком виде, что все уже кончено, что Корниловым взят Петроград и т. д., и только через несколько дней начали получаться другие сведения.
