Диксону нельзя отказать в надведомственном, обоснованном национальными интересами, а значит, государственном подходе к делу. Наверное, Гибсону было легко работать с таким послом, они понимали друг друга с полуслова.
В беседе с одним из своих источников Гибсон, очевидно, под настроение, а возможно, в воспитательных целях, поделился, что в посольстве произошла неприятность. Кто-то из сотрудников передает сведения о чисто внутрипосольских делах американцам. Он сильно подозревает одного чиновника, но предполагает, что он не главный виновник утечки. Он решил взять весь личный состав под наблюдение и если это повторится, то начнет действовать радикально, вплоть до увольнения замеченных в таких поступках.
Человек спросил, почему это беспокоит Гибсона, ведь англичане сотрудничают с американцами, на что Гибсон ответил, что сотрудничество имеет свои границы и что есть вещи, которые не должны знать американцы. Он возмущается, что американцев информирует не чех, а англичанин.
Гибсону был рекомендован местный гражданин с определенными возможностями работы. Говоря о лице, которое свело его с этим человеком, Гибсон сказал:
«Он больше заботится о подполье, но оно нас в данный конкретный момент не интересует, потому что для нелегальных групп не пришло еще время и они плохо организованы. При этом нам указывают на лиц, которые в случае ареста раскалываются полностью, а я не хочу попасть в неприятное положение и себя таким образом скомпрометировать. Через месяц война не грянет, а нелегальные группы нужны накануне войны, задача чехов, не согласных с режимом, целеустремленно работать на нас».
Пожалуй, это была одна из последних инструктивных бесед Гибсона со своим информатором. В сентябре 1948 года из Праги в Центр поступило сообщение, что Гибсон довольно неожиданно отбыл в Лондон и, судя по характеру сделанных им распоряжений обслуге, обратно не возвратится. Причины спешного отъезда пока не известны. Но вскоре прояснится и этот эпизод.
МИД Чехословакии объявил персонами нон грата первого секретаря посольства Великобритании в Праге Гибсона и военного атташе Мертона. Англичане, потребовав разъяснений в отношении военного дипломата, не выдвинули каких-либо возражений в отношении Гибсона, заявив, что его нет в Чехословакии и он более в страну не вернется.
После февральских событий чехословацкими правоохранительными органами был арестован бывший начальник военной миссии Чехословакии в Москве генерал Пика. Из следственных материалов, выписка из которых имеется в архиве внешней разведки, следует, что дивизионный генерал после захвата немцами Чехословакии находился в Бухаресте, где занимался делами эмигрантов, а затем был назначен руководителем военной миссии в Стамбуле. Там познакомился с Гибсоном, который представлял английскую разведку в Праге еще накануне Второй мировой войны, а теперь стал коллегой Пика в Турции.
Получив известие о переводе на работу в Москву, Пика обратился к Гибсону с просьбой о небольшой личной услуге: одолжить немного долларов на неотложные расходы в первые дни пребывания на новом месте. Между ними состоялся разговор. Генерал рассказал, что занимается переброской чехословацких военнослужащих на Ближний Восток, но вот теперь отправляется в Советский Союз.
Гибсон предложил ему установить в Москве контакт с представителем английской разведки, назвав сотрудника своего посольства в СССР, что Пика по приезде в Москву и сделал.
После освобождения Чехословакии Гибсон стал поддерживать постоянную связь с Пика, ставшим заместителем начальника Генштаба. В июне 1946 года в связи с поездкой чехословацкого генерала в Лондон он готовил его встречу с начальником разведотдела Главного штаба вооруженных сил Великобритании генералом Давидсоном. Это создало благоприятные условия для поддержания неофициальных отношений Пика с Гибсоном в дальнейшем.
Однако спешный отъезд Гибсона из Праги прервал как эту, так и многие другие связи разведчика. Несколько месяцев спустя после произошедшего Диксон пожаловался своему собеседнику:
«Мы чувствуем себя изолированными и потеряли контакт с местным населением. Мы понимает, однако, робость и опасения наших друзей, которые не хотят компрометировать себя напрасно связью с нами. Я не думаю о конкретных случаях ареста или других мерах преследования, но мне понятна опасность, которая может им угрожать.
Впрочем режим оставляет еще довольно обширное поле для взаимных связей в области экономики, культуры и науки, а местные условия для нас более благоприятны, чем в других странах так называемой народной демократии».
Личный вопрос
Когда Гибсон работал в Турции, то в компании своего брата Арчи познакомился с его приятелем, корреспондентом одной из английских газет, и подругой молодого человека. Она оказалась родом из Кишинева, принадлежавшего тогда Румынии, но для всех была русской эмигранткой, именно так и сама воспринимала себя.
Девочка увлекалась балетом, танцами вообще и была, как говорили учителя, примерной и усердной. Одновременно изучала иностранные языки, которые ей легко давались, знала кроме русского, английский, французский и румынский. У отца было небольшое имение в Бессарабии, и, располагая некоторыми средствами, он поощрял балетное увлечение дочери.
Одно время Екатерина — так звали девушку, брала в Бухаресте уроки у модной в городе Веры Коралловой. Девушка, понятно, рвалась на сцену, но устроиться, как хотелось, оказалось сложно, пришлось пробовать свои силы в кабаре, но она не гнушалась и такой возможностью проявить себя и заработать на жизнь.
Накануне советско-германской войны Екатерина познакомилась с английским журналистом, вращавшимся в артистических кругах, который представлял лондонскую «Дейли телеграф». Тот увлекся Екатериной, их близкие отношения растянулись на годы. Когда его перевели на работу в Турцию, то он пригласил Екатерину поехать вместе с ним. Обстановка на границах ее родины была тревожной, близкие говорили о скорой войне, и Екатерина решилась.
В Стамбуле ей удалось некоторое время позаниматься в балетной школе мадам Арзумановой из Петербурга. В Турции Екатерина вместе со своим другом прожила всю войну. Там получила известие, что умерла ее мама, с отцом она переписывалась, он жил уже не в Кишиневе, а в Бухаресте. Сложность отношений молодых людей состояла в том, что журналист имел в Англии семью. Он обещал Екатерине получить развод, урегулировать все связанные с этим дела и тогда они смогут оформить брак.
Развязка, как это иногда бывает, наступила неожиданно и была жестокой. Человека скрутило в несколько дней и журналист умер от воспаления легких. Гибсон как мог принял участие в печальных делах. Накануне своей кончины, словно чувствуя роковой исход, его друг успел попросить Гибсона позаботиться о Екатерине, если с ним что-то случится. Гибсон еще больше привязался к нравившейся ему женщине.
По приглашению матери своего покойного друга Екатерина уехала в Англию, ей были завещаны какие-то предметы из его в общем-то скромного имущества. Воспользовавшись поддержкой, Екатерина стала брать уроки у балетмейстера Марии Ромбер, а затем устроилась в ансамбль танца. Даже выступала, как бы у нас сказали, в шефских концертах в воинских частях и на предприятиях обороной промышленности. Но тут нелепый случай помешал продолжению ее любимого занятия: она повредила колено.
