Все возвращается на круги своя: к скромности и тщательной отобранности выразительных средств, к психологическому реализму. С такого возвращения извечно начинался на отечественной сцене очередной цикл обновления театральных идей. Хочется верить, что это и теперь произойдет. Однако это многого требует от актеров.
Когда постановочные приемы преобладают, актер, естественно, подстраивает себя к ним, приспосабливается. Такой способ существования на сцене неизбежно прерывает линию внутренней жизни героя и нарушает контакт исполнителя с залом. Более того, мы научились не только приспосабливаться к режиссерскому приему, но и прятаться за него. Чего ты «недотянул», режиссер прикроет звуком, светом, поворотом круга. Так что теперь иной раз в спектакле, где нет трюков, а все построено на общении людей, нам приходится как бы заново постигать секреты общения и с партнером, и со зрительным залом.
За всем этим следует еще одно, пожалуй, самое важное. Мы потихонечку стали превращаться в иждивенцев, в людей, обслуживающих замысел постановщика, перестали чувствовать себя творцами, равноправными соавторами спектакля.
* * *
Есть в английском театральном обиходе понятие: степень сотрудничества. Вот что уж нельзя терять – ту степень сотрудничества драматурга, режиссера и артистов, которая обеспечивает питательную атмосферу творчества, взаимопонимания. Зато в такой атмосфере понимания интересно работать и жить! И туда будут ходить люди – даже в век всевозможных технических чудес, которые, казалось бы, способны заменить и даже вытеснить театр.
Был тяжелый период в 90-е, когда нашей прежней публике было не на что купить билет, а зал наполняли люди, которые правдами и неправдами стали зарабатывать. Уважающий себя театр (а Ленком всегда уважал себя) делал то, что считал нужным, и на поводу у публики не шел. Но тогда, в 90-е, холодком веяло из зала. Сейчас ситуация изменилась, люди приходят очень достойные. Для таких хочется играть.
Будем надеяться, что и в кино будут такие же процессы. Да они, собственно, уже начались…
* * *
«Мастер и Маргарита» – это одно из моих любимых произведений, и к предложению Владимира Бортко я отнесся внимательно. В России вокруг «Мастера и Маргариты», как, впрочем, и вокруг «Пиковой дамы», все время что-то такое нехорошее витает. Хотя в мире Булгакова ставили и снимали вполне благополучно. Но от роли Воланда я отказался. Я не знаю, как это играть. В каком костюме он должен быть? Хотя в книге его одеяние подробно описано, но это – литература. А когда на экране: почему он такой, а не другой? И, как ни странно, это слабая роль. Все происходит не с Воландом, а вокруг него. А просто пучить глаза, так, чтобы это убедительно получалось, я не хочу. А самая главная причина: я считаю, что дьявола, как и Господа Бога, играть нельзя. Иисуса Христа – можно, он был реальным человеком. Вот и вся причина отказа. Что касается Понтия Пилата, которого мне взамен предложил сыграть Бортко, – это интересно. Там есть судьба, история, нравственная и психологическая нагрузка. Уставший человек, много забот. Он просто отошел в сторону…
Мечта о сценарии
Я не устаю говорить о важности для театра и кино интересных сценариев, достойного литературного материала. Ведь актеры во многом от них зависимы. Есть пословица: «Что посеешь, то и пожнешь». Так вот, у нас о ней постоянно забывают и, посеяв репу, ожидают ананасов. А потом безумно удивляются и огорчаются, что те почему-то не выросли.
Думаю, можно смело утверждать: из добрых полутора сотен сценариев, что запускаются ежегодно в производство, по-настоящему интересных, таких фильмов, в которых мечтал бы сняться каждый актер, – процентов десять; остальные в большей или меньшей степени безлики. Но ведь в них же тоже кто-то играет. Причем, естественно, режиссер старается занять в фильме популярных актеров. Но когда предлагаемый материал ничем не отличается от десятков картин уже вышедших и еще большего количества маячащих впереди – что может тут сделать актер?! Вот и переходят из фильма в фильм герои, похожие, как две репы.
Теперь представим себе молодого актера. Только начинает работать в театре, вдруг – как-то интересно пошел, повезло, судьба складывается удачно. Наконец предлагают роль в кино. При этом нужно учесть, что сегодня популярности актера способствует прежде всего не театр, а телевидение и кинематограф. Хорошо это или плохо – другой вопрос; но это факт. Упрекать актера в том, что он хочет быть популярным, глупо – это условие профессии. В популярности есть плюсы – она мобилизует, накладывает определенные обязательства…
Словом, предложили ему роль в кино. Сценарий, сразу видно, так себе. Что же, отказаться? Нелепо – может быть, с этого он начнет свою жизнь. Ведь, как бы там ни было, это выход в какое-то другое измерение, что ли. Он соглашается, безусловно; хотел бы я посмотреть на того, кто откажется.
Предположим, его заметили; дальнейшее предугадать нетрудно. Вторая роль, третья, четвертая… Он утверждает себя, потому что мысль одна: как можно больше сняться и таким образом зарекомендовать себя. И… вот тут происходит самое печальное: вроде пора выбирать роль, пора создавать что-то большое, свое; пора – а из чего выбирать? И где создавать-то? Да и есть ли силы?
* * *
Вот я как-то разговорился с одним актером, и тот мне грустно так сказал: «Как жизнь складывается: сколько было переиграно ролей – всю жизнь мечтал о Протасове; наконец свершилось. Но теперь-то он мне уже и ни к чему, теперь я его просто боюсь». А сыграно было, и правда, огромное количество макулатуры, спектаклей, которые канули в небытие, едва успев появиться…
Может быть, беда в том, что – хотим мы того или не хотим – мы, актеры, – представители «третичного» искусства. Ибо сначала – сценарист или драматург, потом – режиссер и только потом – актер. Конечно, мы от них зависим. Я могу понять сценариста, который пишет сценарий, исходя из тысячи разных факторов, имеющих к искусству касательство весьма отдаленное. Я могу понять режиссера – он тоже, принимая такой сценарий к постановке, думает о тысяче разных вещей. Непонятно и обидно только то, что среди этой тысячи актер, как правило, не значится.
* * *
Режиссер, если, конечно, он талантлив, пытается из серой пьесы (или сценария) сделать нечто интересное, неожиданное. Актер в этом случае – «винтик», не более того.
Казалось бы, элементарная логика требует от режиссеров как можно смелее опираться именно на актерские возможности. Но ведь и этого часто не происходит. (Кстати, симптоматичен, как мне кажется, в этом смысле все более широкий уход актеров в режиссуру. И пусть не видно на этом поприще таких уж особых успехов, но – хоть так попытаться сделать что-то, что самому интересно.)
Вспоминаю в связи с этим разговор еще с одним актером. У него судьба сложилась по-другому: в театре работает очень интересно, в кино снимается много, но все как-то так, в случайных фильмах. Так он сказал: «А мне Гамлетов и не предлагали за всю жизнь, да теперь и не предложат». И я его понимаю. Что же – не сниматься? Если художник может двадцать лет писать этюды и никому их не показывать, то что делать актеру? На кухне играть Гамлета?
