Глупо делать проект заведомо убыточный. Это все равно что делать малобюджетное кино. Для меня это – мало кому нужное кино. Зачем оно? Хочешь попробовать свои силы? Бери тогда вэхаэсную камеру и пробуй себе на здоровье. Деньги-то зачем выбрасывать? Фильм, снятый за двести – триста тысяч, никогда себя не оправдает. Мало положил, еще меньше возьмешь.
Меня очень обескураживает название телерубрики «Кино не для всех». Все время думаешь: для тебя это или не для тебя? Дебил ты или не дебил? У нас в театре был замечательный старик – актер Соловьев. Он говорил гениальную фразу: «Не знаешь, как играть, – играй странно». Вот это можно отнести к современным режиссерам. Не знают, как снимать, – снимают странно…
Во всех нас генетически сидит Шура Балаганов. Почему-то непременно надо сказать, что спектакль обошелся в пятьдесят тысяч долларов, хотя видно же, что постановка еле-еле тянет на десять. Я не знаю, сколько будет стоить фильм, – знаю, что очень много. Есть вещи, которые не оценить в деньгах. Скажем, в сценарии есть кадр, где сыщик прилетает на «Руслане». Сколько стоит арендовать такой самолет? А мне дают его бесплатно. Но все равно денег не хватит, и если вдруг найдутся люди, которым небезразлично, дойдут ли до экрана «Бременские музыканты», то мы будем благодарны каждому, кто захочет помочь картине. Это мой первый фильм, у меня нет тотальных амбиций, я понимаю, что сделать все самому невозможно. За любую помощь большое спасибо и низкий поклон. Никакого режиссерского самовыражения…
Помню, мы отмечали юбилей моей антрепризы и мой же день рожденья… Некоторые сетовали по поводу того, что я не сел посередине сцены, в вальяжной позе, и не принимал поздравления от коллег… Нет уж, раз мы празднуем десятилетний юбилей антрепризы, созданной актером, то сам он должен абсолютно во всех антрепризных спектаклях участвовать…
В спектакле «Все проходит…» мы с Ириной Алферовой играем супругов с двадцатилетним «стажем» семейной жизни, которые переживают не самый легкий период; естественно, с этим связаны взаимные обиды, душевная боль, подозрения… Критика писала что-то в духе: «Алферова и Абдулов играют, по сути, самих себя. Видимо, из-за личных обстоятельств и возникающих персональных ассоциаций им тяжело играть…» Нет, мне с Ирой не тяжело играть. Сам пригласил ее на эту роль, потому что она прекраснейшая актриса. Не надо путать жизнь и театр. Я – хозяин антрепризы и отвечаю за качество ее спектаклей. На сцене передо мной актриса. А уж что у нас за кулисами происходит, кем эта актриса мне приходится – дочерью, матерью, бывшей женой, это ни для кого не должно быть важным…
В день зарплаты в театре ко мне приходит бухгалтер и стыдливо дает деньги. А у меня в это время сидят друзья. Они спрашивают: «Это что?» – «Зарплата народного артиста России», – отвечаю я… Не буду говорить, сколько это в абсолютном выражении…
У нас в России почему-то особенно любят несчастных людей… Понимаете, я выбрал такую профессию, что у меня по определению должно быть все хорошо. Все должны знать о том, как у меня все здорово, о том, какой я замечательный. Девочки должны вздыхать, мальчики – завидовать. Если я буду говорить, что мне плохо, они меня через месяц возненавидят. Никого мои трудности не должны волновать. Меня с детства приучили не перекладывать собственные проблемы на чужие плечи. Упаси господь, чтобы меня считали несчастным, обиженным. Ненавижу, когда меня жалеют. Зверею от этого. Взрослый мужик, сорок восемь лет, руки-ноги целы. Я должен все в жизни делать сам. Иначе я – тряпка…
Думаю, наш сегодняшний российский кинематограф потихоньку возрождается… Думаю, что да. Сейчас вышел на экраны очень красивый и добрый фильм двух ленинградских ребят, называется «Рождественская мистерия». Вышли «Нежный возраст» Сергея Соловьева и «Ландыш серебристый» Тиграна Кеосаяна, мои «Бременские музыканты». Четыре картины – уже много. Возрождаться-то возрождается, но я не верю в чудеса. В СССР кинопрокат кормил все образование и всю медицину. Во всем мире это огромная статья дохода… Не может быть такого, чтобы дела в нашем кинематографе не поправились… Тогда мы просто идиоты, больные люди, нас нужно ограждать колючей проволокой и ждать, когда мы вымрем от тупости и беспомощности…
Слава богу, по моим ощущениям история с «Бременскими музыкантами» удалась… У Михалкова в «Сибирском цирюльнике» огромная массовка. Но, кажется, мы его рекорд побили. Думаю, что в сцене парада задействовано тысяч двадцать, а то и тридцать, воинов… Как мне помог Гейдар Алиев на съемках… Мы полтора месяца снимали в Азербайджане, и у нас было все, что мы хотели. Нужны были танки – шли танки, бэтээры – шли бэтээры. У нас даже шутка родилась: в тот момент, когда снимался парад у Короля, Армения спокойно могла брать Азербайджан – все его войска были на съемках «Бременских музыкантов». У нас на съемках даже бегемот был настоящий… Помог Бакинский зоопарк. Мне привозили ягуаров, удавов, орлов… Была ситуация, когда бегемот должен был с охраной пробегать мимо меня. Я смотрю в монитор: Жужа бежит на меня, укрупняется, укрупняется… И тут я поднял голову и вижу, что она уже в трех метрах от меня. На меня перло две с половиной тонны живого веса… А бегемоты, надо сказать, достаточно быстро бегают. Я схватил телевизор со столиком вместе – и в сторону… В тот же момент по месту, где я стоял, пробежал бегемот…
Очень переживал перед съемками Александр Коржаков… Говорил: «Ты мне объясняй задачу так, как написано в пособии к японскому будильнику, – не кипятить…» Поначалу многие артисты хотели отказаться сниматься из-за того, что будет играть Коржаков. Но я говорил: «Ребята, тогда будем менять вас». У меня не было другого выхода. Иначе я – тряпка. Но потом в Коржакова влюбилась вся съемочная группа. Никогда не забуду первый съемочный день. Собираемся на ужин. Актеры переодеваются, бросают костюмы, костюмеры их собирают. Все уже готовы, нет только Коржакова. И тут он выходит. Держит аккуратно повешенный на вешалку костюм: «Кому сдать?» Костюмеры чуть не заплакали от умиления…
Завтра будет показан наш фильм «Бременские музыканты». Съемки шли очень долго, целых два года…
Мне надо осмыслить все это дело – отдохнуть, прийти в себя. На этих съемках было очень много сложностей. И непогода была, и бури песчаные. Это были два года труда, пота, но и два года счастья…
…История нашего знакомства с Шоном Коннери довольно забавна… Я ведь два года был директором Московского международного кинофестиваля. Поэтому я знаком с очень многими голливудскими актерами. И с Робертом Де Ниро, и с Ричардом Гиром, и с Шоном Коннери – с очень-очень многими… А история с Шоном Коннери, и вправду, была забавной. Я, когда увидел его в московском ресторане, втихаря заплатил за стол, за которым он сидел. Он узнал и начал возмущаться: мол, кто это сделал? Ему показали на меня. Он подошел ко мне выяснить, что к чему, на что я ответил: «Вы знаете, если вдруг так получится, что в Америке вам скажут, что вот это сидит русский артист и вы заплатите за меня, я на вас не обижусь». После чего он рассмеялся, и мы еще с ним долго сидели…
…Хочу развеять миф о том, что будто бы я собирался бросить актерство после того как посмотрел работу Джека Николсона в фильме «Полет над гнездом кукушки»… Нет, я хотел бросить театр не оттого, что посмотрел работу Николсона, хотя он там гениально работает. Я хотел все бросить после того как посмотрел сам фильм. Потому что в то время такую тему никто бы не дал сыграть… А играть всю жизнь про завод мне не хотелось…
