Главное им — собрать зал, а здесь вся надежда на вновь прибывших, потому что американцы и на своих-то не больно ходят и почему-то считают, что поэзия — это интимное дело, а не публичное, и ссылаются на Элиота, Одена и прочих. Позавчера наш общий друг, товарищ и брат (Евтушенко) выступал в нашем Куинс колледже — в зале на 2000 человек сидело 300. Плакал горькими слезами, как говорят — я даже посочувствовал, хотя остальные злорадствовали.
Что касается мужа жены, то я не знаю, какой источник ты цитируешь: их было несколько. К обоим отношусь отрицательно и считаю очень вредными обманщиками. Это тот же случай с катарактой…
Тем временем, мы стали регулярно печататься в престижных американских газетах, крупнейший газетный синдикат стал распространять наши статьи среди своих изданий, в 81-м мы оказались в числе трех финалис тов Пулицеровской премии (по категории «комментарий»), в 83-м — вышла наша первая американская книга «Юрий Андропов: тайный ход в Кремль», тут же переведенная на другие языки. Мы получили за нее сказочный шестизначный аванс. «Это навсегда», — сказал наивный Фазиль Искандер, который, как и Сережа Довлатов, допытывался, сколько именно означает этот шестизначный аванс. «Известия» писали, что за каждую кремлевскую книгу мы получали по миллиону — если бы! В чужих руках и т. д. Однако по нашим совковым понятиям, денег было немерено, но — забегая вперед — мы поступили с ними в высшей степени неразумно: проели и пропутешествовали, а остатки держали в банках, вместо того чтобы купить, скажем, дом. Или даже два. Мы жили в Америке разно: бедно, средне, даже богато, теперь — более-менее сносно. Свезло-повезло? Не знаю. На этом американском пути мы потеряли связь с русской литературой, а нашли ее только десятилетие спустя благодаря гласности на нашей географической родине. Исключение — публикации наших литературных и политических статей и моего романа — эпизода «Не плачь обо мне…» в более толерантных, чем европейские, израильских журналах «Время и мы» и «22». Да еще в довлатовском «Новом американце», а потом и в «Новом русском слове». Плюс культурные передачи, которые мы вели на радио «Свобода». Чего мы добились — финансовой независимости и всеамериканской, а потом и мировой известности. Была и обратная связь — большинство наших американских статей в переводе на русский передавались «Голосом Америки» и другими вражескими голосами: absentes absunt — отсутствующие присутствуют.
Не то чтобы мы были непотопляемыми — отнюдь, но не было счастья, да несчастье помогло.
Спасибо академику Сахарову.
Посвящение-5. Андрею Битову: Угрюмая Немезида
Обозрел я миры духом моим, и нашел я, что женщина горше смерти, ибо она сама сеть охотничья, сердце ее — невод, а руки ее оковы.
Екклеcиаст
Ты спрашиваешь, Соловьев, почему я не женюсь? Я бы не стал отвечать всерьез, отделался шуткой, если бы сам постоянно не задавал себе этот вопрос. В самом деле, мне уже тридцать три — время обзавестись семьей. Еще год-другой, и я так привыкну к своему холостяцкому состоянию, что не променяю его на все блага мира, — так и останется мой род Черникиных без продолжения, потому что я последний и единственный его представитель. Мама рассказывала, что отец тоже прожил бы всю жизнь бобылем, не прояви она вовремя инициативу. Но и женившись, он жил от нас обособленно, в семейной жизни участия не принимал, спал от матери отдельно — так что для психоаналитиков я потерянный кадр, эдипов комплекс не мог у меня развиться ну никак, даже если бы я этого очень хотел. Уже после его смерти мама вспоминала, что завести его на семейный скандал и то не удавалось — всегда и во всем ей уступал, а если что, просто уходил в другую комнату. Я как-то спросил, довольна ли она супружеской жизнью, а она в ответ, что у нее таковой никогда и не было.
— Но я же у тебя родился!
— Сама удивляюсь, как это случилось. Вроде не с чего.
Не пугайся — я не собираюсь раздвигать сюжетные и временные рамки моей исповеди и посвящать тебя в семейную жизнь родителей, тем более ее как бы и не было. А вспомнил к тому, что — кто знает, — может быть, мое бобыльство имеет генетические причины, но я их, естественно, сам не сознаю и объясняю свое нежелание жениться тем, что не попадается мне что-то достойная кандидатка в спутницы жизни. Только не подумай, пожалуйста, что я себя так высоко ставлю и предъявляю будущей жене завышенные требования. Но и повторять ошибку моих родителей и вступать в формальный брак не желаю.
Вот тебе краткий отчет о женщинах, которые повстречались на моем пути, а заодно объяснение, почему ни одна из них не стала моей женой.
Не так уж много их и было. Начал я поздно — в двадцать один год, а темперамент у меня усредненный: без большого для себя ущерба могу прожить без этого неделю, месяц, даже год, хоть так долго поститься мне пока что не приходилось. На всех останавливаться не буду, потому что в основном были совершенно случайные связи. Называю их командировочными, хотя это вовсе не значит, что они происходили сплошь во время командировок. Сам знаешь, приударишь спьяну на какой-нибудь тусовке (она же, считай, блядки) и по обоюдной физической потребности, без божества, без вдохновенья, о любви и речи нет, совершаешь эту несложную гимнастику — говоря цинично, нужен резервуар, куда излить застоявшуюся сперму, чтобы не ударила в голову. Помнишь совет Персия? Когда в тебе воспылает бурное и неудержимое желание, излей накопившуюся жидкость в любое тело. Что я и делал. Эрос — да, но без Венеры. В принципе — все равно с кем. Люблю заниматься любовью, а до любовницы нет дела! Несмотря на сравнительно скромный послужной список, некоторых не могу даже припомнить. Как и они меня, думаю.
Не могу сказать, что мне на них очень везло. Стоило отношениям затянуться, сразу же возникали какие-нибудь проблемы, все оказывалось непросто, к физическим удовольствиям примешивались эмоции, которые в конце концов перетягивали и приводили к разрыву. Инициатором всегда был я, памятуя, что коготок увяз — всей птичке пропасть.
В молодости, помню, дал себе слово жениться только в том случае, если так увлекусь, что не выдержу и в самый разгар воскликну:
— Люблю!
Ни я никому этого не сказал, ни мне — никто.
Я против продолжительных связей с одной и той же женщиной, но, согласно природе, — за полигамию и промискуитет, так как цель мужчины как можно шире разбросать свое семя, дабы выполнить свое главное назначение на земле по обеспечению потомства. Я бы и ухаживательный период свел к минимуму и даже заготовил фразу, которую так пока и не решился сказать женщине при первом знакомстве:
— У меня серьезные намерения — хочу вас поеть.
А в самом деле, что может быть серьезнее желания трахнуть бабу?
Я бы даже поцелуй упростил — зачем топтаться на пороге, когда можно войти в комнату и устроиться там поудобнее. Согласись, поцелуй — это человеческая выдумка: Богом не предусмотрен, никакой природной функции не несет.
Человек вообще много нагородил в этой области — ему бы поучиться у тех же животных. Там тебе ни стихов, ни поцелуев.
