Влияние Питтака продолжало возрастать. А с этим человеком у Алкея теперь уже не могло быть никакого примирения. В его стихах появляется новый мотив — Питтак как угроза, как очередной потенциальный тиран.
Метит хищник царить,
Самовластвовать зарится,
Всё вверх дном повернет, —
Накренились весы. Что спим?
(Алкей. фр. 141 Lobel-Page)
Это явно о Питтаке. Равно как и, например, следующие строки, обращенные к соотечественникам:
Он знай шагает по головам, а вы
Безмолвны, словно оцепенелые
Жрецы перед загробной тенью,
Грозно восставшей из мрака мертвых.
Пока не поздно, вдумайтесь, граждане,
Пока поленья только чадят, дымясь,
Не мешкая, глушите пламя,
Или запылает оно пожаром.
(Алкей. фр. 58 Lobel-Page)
Или такие:
Не помню, право, — я малолетком был,
Когда милы нам руки кормилицы, —
Но помню, от отца слыхал я:
Был возвеличен он Пенфилидом.
Пусть злорадетель родины свергнут им:
Меланхр низвергнут! Но низвергатель сам
Попрал тирана, чтоб тираном
Сесть царевать над печальным градом.
(Алкей. фр. 75 Lobel-Page)
Здесь содержится ряд намеков на уже известные нам факты: на давние связи Питтака со знатнейшим родом Пенфилидов (выше упоминалось, что его жена происходила из этого рода), на его ключевую роль в свержении тирана Меланхра… Алкей, однако, теперь уверен: Питтак низложил того с единственной целью — самому прийти к власти. Но на момент этого стихотворения, насколько можно судить, еще не пришел.
В конце концов поэт опять был изгнан из Митилены: так уж неудачливо складывалась его политическая карьера. И на сей раз инициатором его удаления стал, как можно утверждать с наибольшей вероятностью, не кто иной, как сам Питтак. Да оно и понятно: кому же понравится подобный поток талантливой стихотворной брани?
Кончился этот «виток» гражданской смуты тем, что в 590 году до н. э. митиленяне поставили Питтака во главе полиса сроком на десять лет. Он занял экстраординарную должность эсимнета. Сущность этого поста разъясняет Аристотель (в качестве примера он приводит именно лесбосские события), давая в своем знаменитом трактате «Политика» классификацию различных видов царской власти:
«…Другой вид, существовавший у древних эллинов, носит название эсимнетии. Она, так сказать, представляет собой выборную тиранию; отличается она от варварской монархии… тем, что не является наследственной. Одни обладали ею пожизненно, другие избирались на определенное время или для выполнения определенных поручений; так, например, граждане Митилены некогда избрали эсимнетом Питтака для защиты от изгнанников, во главе которых стояли Антименид и поэт Алкей. О том, что митиленяне избрали Питтака именно тираном, свидетельствует Алкей в одной из своих застольных песен…» (Аристотель. Политика. III. 1285а 20 слл.).
Как видим, даже такой скрупулезный и проницательный ученый, как Аристотель, оказался введен в заблуждение алкеевыми выпадами. Да, лесбосский поэт называл (скорее, обзывал) Питтака тираном, но из личной неприязни. В действительности же, хотя эсимнеты и располагали очень широкими властными полномочиями, всё же вполне уподоблять их тиранам не следует. Если тиран обычно становился во главе полиса в результате переворота, то тот же Питтак, во-первых, был законно избран согражданами, во-вторых же, с ограничением срока правления (десять лет). Для «настоящих» тиранов такого ограничения и представить невозможно. Они правили или пожизненно, или до тех пор, пока их не свергали в ходе нового переворота.
Статус эсимнета на Лесбосе можно определить как статус посредника-примирителя, функция которого — покончить со смутой, со стасисом, восстановить мир и стабильность внутри полисного коллектива. В архаическую эпоху многие города Эллады были вынуждены прибегать к услугам таких посредников-примирителей. Человек, которого выбирали на подобную роль, назначался на высшую государственную должность и даже облекался чрезвычайными полномочиями для проведения реформ по своему усмотрению.
На что должны были быть направлены эти реформы, как можно было прекратить междоусобицу? Разумеется, лучший способ — достижение компромисса (хотя бы относительного) между враждующими группировками и слоями. Желаемого компромисса, при котором ни одна сторона не почувствовала бы себя обиженной, впрочем, достичь было очень непросто. Не случайно иной раз для выхода из смуты приглашали посредника-примирителя «со стороны», из другого города: вердикт такого незаинтересованного и авторитетного лица мог лучше удовлетворить участников конфликта, чем решение своего же согражданина. Бывало, конечно, и так, что согражданин, которого все уважали и которому все доверяли, отыскивался в своем же полисе. Сейчас перед нами именно такой случай.
И Питтак оправдал доверие митиленян. Он ликвидировал смуту, установил гражданский мир, ввел свод письменных законов. А пробыв у власти десять лет и исполнив свою миссию, сложил с себя полномочия, то есть поступил именно так, как требовал закон. Разве это поведение, характерное для тирана?
О законах, изданных Питтаком, к сожалению мало что известно. Привлекает к себе внимание один из них, довольно занятный, который передается античными авторами в следующей формулировке: «С пьяного за проступок — двойная пеня, чтобы не напивались пьяными оттого, что на острове много вина» (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. I. 76).
Греческие острова, в том числе и Лесбос, действительно славились своим виноградарством и виноделием. Но обратим внимание прежде всего на то, что уже в такую раннюю историческую эпоху — в начале VI века до н. э.! — Питтак вводит правовую норму, согласно которой состояние опьянения считается отягчающим обстоятельством при совершении преступления. Вот к какой глубокой древности восходит борьба с пьянством…
Кстати, коль скоро Питтак являлся его противником, то оказывается, что и то стихотворение Алкея, в котором митиленский эсимнет объявляется горьким пьяницей (оно цитировалось в предыдущей главе), на деле представляет собой полную клевету. Алкей, естественно, продолжал злопыхательствовать против Питтака и после того, как последний возглавил государство.
Нам сказать бы ему: флейта он сладкая,
Да фальшиво поет дудка за пиршеством.
Присоседился он к теплым приятелям,
В глотку льет заодно с глупою братией.
За женою он взял, кровной атридянкой,
Право град пожирать, словно при Мирсиле,
Пока жребий войны не обратит Apec
Нам в удачу. Тогда — гневу забвение!
Мы положим конец сердце нам гложущей
Распре. Смуту уймем. Поднял усобицу
Олимпиец один; в горе народ он ввел.
А Питтаку добыл славы желанной звон.
(Алкей. фр. 70 Lobel-Page)
Процитированное стихотворение довольно сложно; в нем необходимо кое-что пояснить. Жена Питтака названа здесь «атридянкой» потому, что она, напомним, принадлежала к знатному роду Пенфилидов, который возводил свое происхождение к самому Атрею — легендарному царю древних Микен, отцу знаменитого Агамемнона. Далее, под «олимпийцем» (в предпоследней строке) имеется в виду некий бог — Зевс или какой-то иной. Греки называли своих богов олимпийцами, потому что местом их пребывания считали гору Олимп.
