Здесь нужно учитывать, что в данном контексте термин «математики» употреблен вовсе не в привычном для нас смысле. Ныне «математика» — название конкретной научной дисциплины, имеющей дело с числами, фигурами и т. п. Но первоначально это слово имело более широкое значение: «познание, изучение». Тут имеется в виду именно оно. Таким образом, «математики» (как категория пифагорейцев) осмысленно изучали излагаемые наставником религиозные, философские, научные взгляды. А «акусматики»? О них Ямвлих далее говорит так:
«Философия акусматиков представляет собой изречения без доказательств и без объяснений, почему так нужно делать; эти и другие изречения, которые принадлежат самому Пифагору, они пытаются сохранять как божественные предписания и стараются показать, что сами от себя они не говорят и не должны говорить. Самыми мудрыми среди них считаются те, кто знает наизусть больше всего изречений» (Ямвлих. Жизнь Пифагора. 18. 82).
Выходит, какая-то часть пифагорейцев просто заучивала некоторые слова учителя, воспринимая их как догмы, без попытки глубокого проникновения в их смысл? Ну что ж, и этому не приходится удивляться. Ведь пифагорейское учение было по сути своей в первую очередь религиозным. А в любой религии есть, с одной стороны, ученые богословы, прекрасно разбирающиеся во всех «теологических тонкостях» (причем, разумеется, таковых всегда меньшинство), а с другой — люди, просто следующие провозглашенным истинам как некоему откровению; не их задача — задумываться о философских основаниях этих истин, они просто принимают их на веру
Пожалуй, уместно поставить вопрос: а насколько можно доверять подробным рассказам позднеантичных авторов о том, какие обычаи были приняты в пифагорейской школе? То, что рассказы эти разукрашены цветистыми деталями, — это само собой разумеется. Но не являются ли они вообще чистым вымыслом? Имеет ли смысл искать в них некое историческое ядро?
Думается, все-таки имеет. И вот почему. Пифагореизм, возникнув в VI веке до н. э., впоследствии продолжал существовать на протяжении многих столетий. И Диоген Лаэртский, и Порфирий, и Ямвлих сами застали еще пифагорейские кружки. А члены этих кружков — из поколения в поколение, от учителей к ученикам и так снова и снова — старались поддерживать преемственность. Преемственность если не учения (последнее трудно было зафиксировать, поскольку письменных трудов основоположник не оставил), то, по крайней мере, того самого «пифагорейского образа жизни». В этой сфере, судя по всему, действительно ничего или почти ничего не менялось с годами — именно потому, что пифагорейцы жили своеобразной «церковью», если можно так выразиться.
Понять нашу мысль опять же позволит параллель-аналогия. Войдите в христианский храм или монастырь — и там перед вашими глазами будет развертываться всё то же самое, что было и тысячу лет назад. Те же облачения, те же обряды и песнопения, та же последовательность действий… Ведь нарушать древние обычаи, вводить новшества в таких делах просто нельзя! Религиозные общины — организмы необычайно консервативные. Вот и пифагорейцы, не приходится сомневаться, век за веком блюли старинные заветы, восходящие во многом к самому Пифагору.
«После этого расскажем о повседневных занятиях, к которым он приучал своих последователей: ибо они, следуя его советам, делали так. Утренние прогулки эти мужи совершали в одиночестве и в таких местах, в которых была подобающая тишина и безлюдность, где храмы и священные рощи и другая отрада для души… И лишь после утренней прогулки они вступали в общение друг с другом, чаще всего в храмах; если же не там, то в подобных местах. Это время они использовали для обучения, заучивания уроков и исправления нравов. После такого общения они занимались уходом за телом. Большинство натирались маслом
[122] и участвовали в беге, меньшинство занимались борьбой в садах и рощах, другие делали упражнения с гимнастическими гирями или вели кулачный бой с воображаемым противником, выбирая упражнения, нужные для увеличения телесной силы. На завтрак они ели хлеб, мед или медовые соты, вино днем не пили. Время после завтрака они посвящали ведению государственных дел — внутренних и внешних, иностранных — в соответствии с установленными законами; ибо всё хотели сделать в часы после завтрака. В пополуденное время они снова отправлялись на прогулку, но не порознь, как утром, а по двое и по трое, вспоминая уроки Пифагора и посвящая себя прекрасным занятиям. После прогулки они совершали омовение и, омывшись, встречались на совместных трапезах… Когда все уже были в сборе, совершали возлияние
[123], приносили в жертву начатки плодов, кадили ладаном. Затем приступали к обеду, чтобы закончить его до захода солнца. На обед были вино, лепешки и хлеб, закуска, сырые и вареные овощи. Было и мясо жертвенных животных. Блюда из морских рыб бывали редко… После такого обеда совершались возлияния, затем — чтение. Обычно читал самый младший, а старший указывал, что и как нужно читать. Когда собирались уходить, виночерпий наливал вина для возлияния, а вслед за тем старший произносил следующие заповеди: нежному и плодоносному растению не вредить и не губить его, равно как и живое существо, которое не вредит человеку, не убивать и не причинять ему вреда… После этих слов все уходили домой. Одежда у них была белой и чистой, подстилки тоже. Подстилками им служила ткань из льна. Одежду из овечьей шерсти они не носили. Охоту не одобряли и к такому виду упражнений не прибегали. Таковы были предписания относительно пищи и времяпрепровождения для большинства пифагорейцев, которые надо было выполнять каждый день» (Ямвлих. Жизнь Пифагора. 21. 95—100).
Судя по некоторым нюансам, здесь рассказывается о жизни пифагорейской общины уже после смерти основателя; последний, в сущности, и не упомянут в процитированном свидетельстве. Как видим, утраченным оказался обычай жить вместе постоянно, круглые сутки: вечером последователи Пифагора расходятся по домам.
Описанный здесь образ жизни существенно отличается от традиционно принятого у эллинов. Так, специально отмечается, что пифагорейцы вина днем не пили, в то время как у «нормальных» греков вино было основным напитком, и употребляли его постоянно (правда, не в чистом виде, а смешивая с водой). Далее говорится о том, что обед старались завершить до захода солнца. Обычно же в Греции обедали поздно, засиживаясь порой до глубокой ночи. Специально оговаривается неприятие пифагорейцами охоты, которая была излюбленным занятием греков: считалось, что она развивает и силу, и ловкость, и мужество…
В целом здесь нарисована несколько идиллическая картина мудрецов, которые проводят дни в тишине и спокойствии, в задумчивых прогулках по уединенным местам, в дружеском духовном общении. И, между прочим, специально подчеркнуто, что ученики Пифагора много времени уделяли физическим упражнениям. В этом смысле они как раз были истинными сынами Эллады.
