В то время как пифагореизм становился всё менее популярным в среде самих греков, им начали интересоваться римляне. Как-то в конце IV века до н. э. Дельфийский оракул по некоему поводу дал им предписание: установить в своем городе статую мудрейшего из эллинов. Кого именно — не уточнялось: это власти Римской республики должны были решить сами. Они сделали выбор именно в пользу Пифагора, и на Форуме — главной площади Рима — появилось его изваяние
[183].
Почему именно его? Это казалось парадоксальным даже некоторым из самих античных авторов. Так, известный римский ученый-энциклопедист Плиний Старший замечает по данному поводу: «И странно, что те сенаторы Сократу, тем же богом (Аполлоном. — И. С.) предпочтенному в мудрости всем, предпочли Пифагора» (Плиний Старший. Естественная история. XXXIV. 11. 26). Здесь намек на то, что в V веке до н. э. Дельфийский оракул своим речением объявил Сократа самым мудрым из людей. И ведь действительно, даже и для нас ныне если кто-то из философов и предстает этаким живым воплощением мудрости, то это именно Сократ.
Римляне же сочли таковым Пифагора. Тут, несомненно, нужно учитывать, где именно учил и приобрел славу переселившийся с Самоса мыслитель. В греческих полисах Южной Италии — иными словами, не столь уж далеко от растущего и расширяющего свои владения Рима. Первыми эллинами, с которыми познакомились римляне, были, естественно, те, которые жили в Великой Греции. От них-то жители сурового «Ромулова города» и получили свои самые первичные знания о философии. А эти италийские греки, само собой, особенно благоговели перед именем Пифагора.
В результате сложилась даже легенда, согласно которой второй римский царь Нума Помпилий (непосредственный преемник полумифического Ромула) якобы лично знал Пифагора и был его учеником (Плутарх. Нума. 8). Соответствовать истине это никак не может: правление Нумы датируют концом VIII — началом VII века до н. э., его смерть относят к 671 году до н. э. Иными словами, он скончался за век до рождения Пифагора! Но весьма характерен тот факт, что подобное сказание появилось, причем греческий мудрец в нем оказался связан (вопреки всем хронологическим препятствиям) именно с Нумой, которого тоже изображали самым мудрым из всех царей Рима. Римляне пытались, так сказать, всеми правдами и неправдами ассоциировать себя с великим эллином, к которому испытывали большой пиетет.
Неопифагореизм
Выше говорилось о том, что Пифагор пользовался симпатией римлян. Так вот, следует ли вести речь о некой причинно-следственной связи или же перед нами просто случайное совпадение — судить трудно, но, во всяком случае, с установлением римского владычества над Средиземноморьем наступил новый этап в истории пифагореизма, характеризовавшийся возрастанием интереса к этому, казалось бы, полузабытому и ушедшему в прошлое учению.
«Железный Рим» в ходе ряда победоносных войн покорил, помимо многих прочих, также греческие (эллинистические) государства. Эллины с их высочайшей культурой стали римскими подданными. Это оказало весьма значительное влияние на цивилизацию самих римлян. Как писал их великий поэт Гораций,
Греция, взятая в плен, победителей диких пленила,
В Лаций суровый внеся искусства…
(Гораций. Послания. II. 1. 156—157)
Наблюдение совершенно верное! Римляне одержали верх над греками в военно-политическом отношении; но те взяли своеобразный реванш, став учителями своих победителей.
В частности, философия попала в «город Ромула» только под несомненным воздействием греков. Самих римлян, трезвых прагматиков по складу своего «национального характеpa», до того весьма мало привлекало абстрактное парение мысли. Не случайно и впоследствии философов-римлян (то есть римлян в полном смысле, урожденных римлян) было чрезвычайно мало. Если попытаться припомнить сколько-нибудь крупные имена, кто придет на ум? Лукреций, Цицерон, Сенека… Вот, пожалуй, и всё. Притом ни для одного из перечисленных философия не стала главным в жизни. Лукреций — философствующий поэт, увлекшийся взглядами Эпикура и пожелавший изложить их в изящных стихах. Цицерон — рафинированный интеллектуал, для которого философия была лишь одним из многих предметов, которыми он интересовался (наряду с политикой, риторикой, правом и пр.); к тому же типичный эклектик, так и не примкнувший однозначно ни к одной из существовавших философских школ (ближе всего ему был скептицизм, что и не удивительно). Сенека — эпигон древнегреческих стоиков; более того, хоть мы сейчас и воспринимаем его преимущественно как философа, в действительности для него по крайней мере не меньшее значение имели иные сферы деятельности. Он был богачомсенатором, занимал одно из первых мест в управлении государством (одно время являлся воспитателем юного императора Нерона и фактически распоряжался делами огромной державы), а еще писал драмы…
В подавляющем же большинстве философы Римской империи за пять веков ее существования были хотя и подданными Рима, но по этнической принадлежности греками. Или, что интересно, римлянами, писавшими на греческом языке (как знаменитый «философ на троне» Марк Аврелий) и тем самым уже вынужденными и мыслить «на греческий лад». В среде этих-то людей (точнее, разумеется, некоторой их части) и произошло возрождение пифагорейской традиции, возникновение такого философского направления, как неопифагореизм.
В целом историю пифагореизма обычно периодизируют так. Вначале ранний пифагореизм: от второй половины VI до середины IV века до н. э. Иными словами, от Пифагора до Архита. На данном этапе интересующего нас учения мы прежде всего и останавливались в предшествующих главах. И видели, что завершается он упадком.
Под знаком этого упадка проходит следующий период — средний, или эллинистический пифагореизм, охватывающий время с конца IV по I век до н. э. Крайне бесплодное время, на протяжении которого пифагореизм (как, впрочем, и остальные традиционные, «классические» философские направления — платонизм, аристотелизм) влачил жалкое существование. Не случайно почти нет памятников философской мысли, которые представляли бы данный этап. Имеется разве что некоторое количество ничем не выдающихся трактатов, причем псевдонимных — приписанных неизвестными авторами Архиту, Тимею и другим крупным пифагорейцам предшествующей поры. По жанру эти трактаты можно было бы назвать «учебниками философии»
[184]. Собственно, в них мало специфически пифагорейского; в изложении материала они опираются на понятийный аппарат Платона и Аристотеля. Серьезного интереса они не представляют ни для кого, кроме узкого круга специалистов.
Но уже в I веке до н. э. это «безвременье» для пифагорейской школы кончается и начинают мощно пробиваться ростки неопифагореизма. Так (или еще поздним пифагореизмом) называют последний, третий период истории пифагорейской школы. В эту эпоху учение, основанное Пифагором, изменяется в сторону резкого нарастания мистического, религиозного элемента в ущерб рационально-философскому.
