– А какая, на хрен, разница? – флегматично проговорил Петренко.
– Видишь, как хорошо выходит. Мы ведь, оказывается, не шкуры свои спасаем, а, можно сказать, Родине служим, а, Сашок? – с иронией произнес Васильев.
– Выходит хорошо,– согласился Петренко.– Знаешь, как в анекдоте. «Как кормят, товарищи солдаты? Хорошо?» Солдаты молчат. «Выходит, хорошо?» – «Выходит-то хорошо,– говорят.– Входит плохо».
Николай Николаевич вежливо засмеялся.
– А у нас и входит хорошо,– сказал Петренко.– Вон, полные лопатники. То-то, брат! Нынче на государевой службе не разбогатеешь. Верно, Николай Николаевич?
– Это точно,– кивнул тот.– Я выполню вашу просьбу, ребята. Насчет информатора. Но с одним условием: вы точно и в подробностях расскажете мне, чем занимались в последние дни и каким образом именно вам удалось уцелеть.
– Никаких условий! – отрезал Васильев.
– Поймите меня правильно, Валерий,– терпеливо произнес Николай Николаевич.– У меня тоже есть руководство. И мы – не гражданская лавочка. Если у меня будут факты о том, что ваша группа продолжает результативно работать, то я с полным основанием смогу оказывать вам поддержку.
– То есть сдать нас очередному стукачу?
– Валерий, даю вам слово: любая информация, которая может вам реально повредить, дальше меня не пойдет.
– Хорошо,– подумав, сказал Валерий. Все равно выбора у него не было. Разве что перерезать собеседнику горло.– Мы договорились. Сашок, ты не против?
– Не возражаю.
Спустя полчаса они высадили Николая Николаевича у метро «Петроградская» и поехали домой к Васильеву. Вернее, в его подвал. Поупражняться в метании острых предметов.
– Забавно,– сказал Валерий.– Я вчера мужикам так лихо врал про секретное задание, а получилось, что и не врал. Сашок, скажи, ты же не первый год всем этим занимаешься?
– Третий.
– Неужели ни о чем не догадывался?
– А зачем?
– Ну… любопытно.
– Любопытному хрен дверью прищемили. Ты своего дружка, Хирурга, не спрашивал: куда Шизу определили?
– Спрашивал. В спецлечебницу. Заплатят за все сами.
– И что дяди доктора говорят?
– Ничего хорошего.
– Жалко хлопца. По мне лучше сдохнуть, чем так.
– Ну, может, еще отойдет…
– Может. Николаича надо подключить. У них там спецы классные.
– Я ему не доверяю. Ладно, он нас вычеркнул. Мы ему никто. Но Силыча…
– Не гони волну. Может, он побольше нашего переживает. В чужую башку не влезешь. У них там свои игры. Ты не бурчи, а радуйся. Мог ведь не поддержку кинуть, а дать команду упырям ихним – и мочканули бы нас на счет два.
– Еще не вечер.
– Как раз вечер. Раз на свиданку к нам сам пришел, а не свинцовую посылочку прислал, значит, проехали.
– Ты предполагал?..
– А ты – нет? Ты меня огорчаешь, Валерик! Это же азбука! Ну, считай, у нас новый день рождения сегодня.
– Перестань. Мало в нас стреляли?
– Много. Но попали только один раз,– Петренко потер красный рубец на черепе.– В этом, браток, разница между спецом и бандюком.
– Мало, что ли, на них спецов работает? – фыркнул Васильев.
– Много,– согласился Петренко.– Только ты вспомни, что вчера было? Слепили нас, как молодых. А это просто менты. Обычные опера. А то – Контора. Если Контора тебя списать решит – все. Сливай воду.
– Если они все такие крутые,– с иронией произнес Валерий,– так почему у нас в стране хрен знает что творится?
– Потому, Валерик, что народ сам выбирает своих героев! – ухмыльнулся Петренко.– И герои его – скорее мы с тобой, а не Николай Николаич со старлеем Нехлопковым. Еще вопросы будут?
– Ты рули,– сказал Васильев.– Чуть «форд» не протаранил.
– Это его проблемы,– отмахнулся Петренко.– А ты все же радуйся, что чаша сия тебя миновала.
– Какая еще чаша?
– Зачистка спецуровская. Помнишь, что Силыч тебе говорил? Ты против них – карась.
– Посмотрим.
Васильев не стал напоминать другу, что в тот раз именно он с Силычем не согласился.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
– Мороженое, кофе и пятьдесят бренди,– сказал Васильев.– Тебе точно одно мороженое, малыш?
– Точно,– Таня вертела головой, разглядывая стены, потолок, публику, наряды…
– Пожалуйста,– буфетчица поставила перед Васильевым кофе, улыбнулась чуть естественней, чем требовала профессия.
Таня тут же перестала озираться, придвинулась к Валерию, недвусмысленно показывая: мой!
Васильев улыбнулся, взял заказанное и увел ее к столику.
– Все бабы на тебя глазеют,– с ревнивым удовольствием заявила Таня.
– Было бы странно, если бы они смотрели на тебя,– шутливо ответил Валерий.
– Надо было одеть юбку покороче,– парировала Таня.– Тогда…
– Надеть,– сказал Валерий.
– Что?
– Не «одеть», а «надеть».
– А какая, на хрен, разница? – обиженно проговорила девушка.
– Разница в том, малыш, что это – филармония. И вести себя здесь надо соответственно. Знаешь, чем отличается кино от театра?
– Ну?
– Кино – это развлечение, а театр – это действо!
– Чего-чего?
– Здесь свои правила, Танюша. Если ты их соблюдаешь, то получаешь куда больше удовольствия. Это особенный мир, который я, например, очень люблю. И люди, которые сюда приходят, должны чувствовать разницу между филармонией и ночным клубом.
– Ага,– фыркнула Таня.– К примеру, тот кабан с рыжей шмарой в брюликах! А то я не вижу, что он чувствует!
– Это его проблемы,– Васильев улыбнулся.– Музыка-то тебе нравится?
– Ништяк,– Таня сунула в рот полную ложку мороженого.– Только очень тихо.
– Не жалеешь, что я тебя сюда привел?
– Не-а! – Девушка засмеялась.– Я, если хочешь знать, с тобой – хоть куда. А ты сегодня прям красавчик!
Валерий взял ее руку:
– Серьезно? – В глазах его прыгали веселые искры.
– Ну! Я ж тебя еще в костюме не видела. Ты, ну как в кино, чесслово!
Валерий не стал спорить. Костюм ему шел – фигура подходящая. Но дело было не в костюме. И не в фигуре. Он знал: занятия боевыми искусствами и постоянное напряжение последнего времени придали его движениям особую хищную пластику, а лицу – жесткую спокойную уверенность. Год назад он выглядел года на два младше, чем на самом деле, теперь – на столько же старше. Походка тигра и взгляд ястреба. Здесь, в знакомом с детства фойе филармонии, он чувствовал себя в безопасности. И вместе с тем, его так и подмывало выкинуть что-нибудь… экстравагантное. Например, выстрелить в люстру.
