ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
В лесу еще лежал снег, но было заметно теплей, чем в Питере. Около нуля. Лесная дорога, сверкающие белые рукава на ветвях, скрип скользящих саней, шумное дыхание мохнатой лошаденки.
– Это медвежья шкура? – с восхищением спрашивает Таня, поглаживая серый жесткий мех.
– Лосиная,– отвечает возница.
«Ту-туп, ту-ту-ту-туп» – копыта по укатанной дороге…
Валерий позвонил прямо с вокзала, выяснил, что лесной особнячок свободен, и через полтора часа они с Таней уже сидели в электричке, направлявшейся в сторону Луги.
Солнце садилось. Висело, круглое, густо красное, над белым лесом.
– Завтра я уеду,– сказал Васильев.– Моя подруга поживет здесь одна.
– Да за ради Бога! – отозвался исполнительный директор фирмы «Отдых на природе».– Места у нас, сам видишь, тихие. Чужих нет. Только, прошу извинить, деньги вперед.
– Разумеется.
Сани остановились. Лошаденка задрала хвост и уронила «яблоко».
– Прибыли,– сказал возница.– Дальше пешочком, пожалеем кобылку.
И, подхватив сумки, зашагал вверх по косогору.
Таня увидела дом, остановилась, взвизгнула, дернула Валерия за рукав:
– Ух ты! Как красиво! Нет, правда, красиво, разве нет?
– Да,– довольно равнодушно отозвался Васильев.
Его мысли были далеко отсюда.
– Натопить я не успел,– сообщил их провожатый.– Сейчас котел запущу, через пару часов нагреет.
– Ничего,– отозвался Васильев.– Пока у камина погреемся.
– У камина? – восхищенно проговорила Таня.– Правда, что ли?
Сгрузив продукты и запустив нагревательный котел, исполнительный директор удалился, пообещав завтра утром привезти телевизор и видик, «чтоб девушка не скучала».
Девушка не скучала. В ближайшие полчаса она облазила особнячок от чердака до подвала, с детской непосредственностью восхищаясь то камином, то башенкой, то небольшим баром на втором этаже, «совсем настоящим», со стойкой и круглыми высокими стульями. По мнению Васильева, такой бар в доме был абсолютно ни к чему. И восторги девушки его тоже удивляли. Если Таня в прежние времена водила дружбу с братвой, должна была привыкнуть к роскошным интерьерам.
За ужином он, не утерпев, спросил ее об этом.
Выяснилось, что у прежних друзей-приятелей Тани особняков не водилось. Крутые тачки – да. Их покупали в первую очередь, часто – в долг. Престиж, ничего не поделаешь. Но жили ее знакомые в обычных задрипанных коммуналках или таких же задрипанных квартирках. А «отдыхали» в банях-саунах да в помещениях «подведомственных» фирмочек. К немалому удивлению Васильева, выяснилось, что среднемесячные заработки рядового «быка» меньше, чем Валерина доля от самой первой акции их команды, где Васильев и присутствовал-то в качестве статиста.
– Ну так ты прикинь: то ты, а то…– Таня пренебрежительно махнула рукой.– И я – дурочка тоже. Без понятия. Пока с тобой не познакомилась, думала: какие мужики! Даже замуж собиралась!
– Что дурочка – это точно,– согласился Валерий.– С такой профессией мужа запросто молодой вдовой останешься.
– Ну и что? – удивилась Таня.– Так не навсегда же. Вон, сестренка моя, если хочешь знать, троюродная уже по четвертому разу замужем. Детей двое. А если нового мужа убьют или посадят, братва все равно поддержит. Своя же, не соска с вокзала!
Надо же! Ну просто бандитский профсоюз!
Таня подумала немного, потом соскользнула на ковер, обняла Валерины ноги, подбородок на колени положила, глянула снизу вверх блестящими глазищами:
– Слушай, а возьми меня замуж, а?
Валерий покачал головой.
– Нет, солнышко. Тебя уже по второму разу воруют! И все из-за меня!
– А разве ты каждый раз меня не спасаешь?
– Ну да,– согласился Васильев.– Только это тебя, а не меня голышом из собачьей миски кормили. И это тебе тот ублюдок Мирон обещался рашпиль засунуть.
– Запомнил, да?
– Не сомневайся. Очень хорошо запомнил. И мы с ним на эту тему еще побеседуем. Но извини, солнышко, для семейной жизни у нас сейчас обстоятельства неподходящие. Жена же, по моему мнению, должна дома сидеть и детей растить, а не по дуракам всяким из пистолета стрелять.
– Ты, кстати, пистолет мне оставь! – обеспокоилась Таня.– Мало ли что?
– Оставлю,– пообещал Васильев.– И ружье тоже. Хотя лучше бы они тебе не понадобились.
– Ладно. Валер, ты не обижайся, что я спросила,– виновато проговорила Таня.– Замуж не бери, но не бросай, ладно? Лучше тебя, если хочешь знать, у меня мужика в жизни не было!
– Да сколько ее, твоей жизни! – усмехнулся Васильев.– Не бойся, не брошу.
Но, что скрывать, был польщен. Но не настолько, чтобы взять в жены эту складную, славную и искренне преданную ему девочку. Потому что очень хорошо представлял, насколько они – разные.
– Егорыч, ты в своем уме? – поразился Петренко.– Какие, на хрен, тренировки, когда нас глушат, как…– Он запнулся, пытаясь найти подходящее слово.
Сэнсэй устремил на ученика взгляд, который очень точно объяснял, почему Егорыча звали – Кремень.
Петренко смешался. Как-то сразу почувствовал свое место. А с места этого сэнсэям не грубят. И решения их не обсуждаются.
Утвердив свою власть, Кремень произнес довольно мирно:
– Я сегодня к Академику ездил.
– Ну и как?
– Хреново.
– Рука?
– Рука – пустое. Люди и без руки бьются. И с отбитыми почками тоже. Инфаркт у него был, вот что. Но и это не главное…
– А что?
– Не думал я…– пробормотал Егорыч.– Ошибся, выходит…
– Да не тяни ты! – рассердился Петренко.
– Сломался Паша, вот что! – отрезал сэнсэй.– Ну, какой вывод? – спросил он через некоторое время.
– Какой? – тупо повторил Петренко.
– Такой, что любой из вас может сломаться. Ты, Валера… Выходит, недопонял я что-то…– проговорил он с досадой.
– О себе я ничего не скажу,– произнес Петренко,– а насчет Валерки ты не сомневайся. Это, Егорыч, не человек, а машина смерти какая-то. Веришь, я сам иногда его пугаюсь. Прикинь, года не прошло, как ты его взял. Причем с нуля. А он уже профи валит за не хрен делать. Его по башке железом лупят, а ему – как с куста, руки выкрутят, а он – хлоп! – и свободен! – Петренко почесал в затылке и признался.– Не понимаю я, Егорыч! Силыча завалили, Гошку завалили. Меня едва-едва не хлопнули! А он, новичок, салажонок – бац! – и кругом все лежат, а на нем – ни царапины! Почему, Егорыч?
– Карма,– лаконично ответил сэнсэй, но понял по физиономии Петренко, что для того это – пустой звук, и снизошел до примера.– Ты, Саша, грамматику знаешь?
