Первый признак порчи общественных нравов — это исчезновение
правды…
Правда, которая ныне в ходу среди нас, — это не то, что есть
в действительности, а то, в чем мы убеждаем других, — совершенно так же, как и
с обращающейся между нами монетой: ведь мы называем этим словом не только
полноценную монету, но и фальшивую.
Мишель де Монтень «Об изобличении во лжи»
Вместо вступления
Он сидел в своем кресле, когда позвонил телефон.
Обернувшись, он посмотрел на стоявшие слева телефоны. Два правительственных,
прямой с президентом, прямой с премьер-министром; городской, внутренний, еще
один городской прямой телефон, номер которого знали только несколько человек в
городе. Если бы даже позвонил телефон президента, он снял бы трубку гораздо
медленнее, чем в этом случае. Этого звонка он ждал.
Глава 1
— Все в порядке. Мы готовы, — сказал знакомый голос.
Он помедлил. Теперь нужно было решать. В конце концов, это
был и его выбор. Но он помнил о том, что любой телефон можно прослушать, даже
правительственный. И поэтому он произнес условную фразу:
— Вы ошиблись номером, — и сразу положил трубку. Для его
собеседника это был сигнал к действию. Он знает, что нужно делать.
Положив трубку, хозяин кабинета на миг закрыл глаза. Выбор
сделан.
Теперь все будет решено в течение нескольких дней.
Когда-нибудь нужно было на это решиться. Иначе это состояние неустойчивого
равновесия может продолжаться очень долго. А при больном президенте это еще и
опасно. Он потянулся к телефону правительственной связи и набрал знакомый
номер.
— Добрый день, — сказал он привычным мягким голосом, — я
хотел бы с вами встретиться и побеседовать. — Человек, которому он звонил, не
удивился.
Очевидно, он ждал этого звонка.
— Когда мы можем встретиться? Мне приехать к вам или
увидимся в другом месте?
— Я думаю, лучше в другом.
Разговор будет конфиденциальным. Этот телефон тоже могли
прослушивать, хотя связисты утверждали, что это вообще невозможно.
— Понимаю. Где?
— Я послал вам конверт с адресом. Нарочным. Вы получите его
через десять минут.
— Договорились.
Теперь дороги назад не было. Все было решено. Он провел
рукой по лицу, словно вытирая невидимый пот. Свою партию он играет белыми и
должен выиграть.
Ничьей быть не должно.
Нас было одиннадцать человек. Вообще-то нас было десять, но
в последний момент дали эту журналистку, которая, оказывается, давно просилась
выехать на боевую операцию. С виду ничего собой не представляет. Маленькая,
худая, в больших очках. Типичная пигалица, а пишет такие репортажи. Откуда,
интересно, такие берутся? Нужно было видеть выражение ее лица, когда на нее
надевали бронежилет. Она все время поправляла очки и спрашивала, когда ей дадут
посмотреть наше оружие. Михалыч, конечно, оружия ей давать не стал. Вернее, не
собирался давать, пока не появился полковник Горохов. Журналистка полезла с
этой просьбой к нему, и полковник выразительно посмотрел на Михалыча. Михалыч
чертыхнулся достаточно громко и распорядился, чтобы этой прилипчивой тянучке
показали наш пистолет. Обычный пистолет безо всяких наворотов. Правда, он
добавил, чтобы выдали пистолет с полной обоймой. На нашем жаргоне «полная
обойма» означает пустышку. Сергей так и понял Михалыча, протянув журналистке
пистолет с пустой обоймой. Конечно, по тяжести оружия можно почувствовать, есть
ли там патроны, но она была вполне счастлива и этим, так ничего и не
заподозрив.
Она схватила оружие с таким видом, словно уже сейчас
собиралась выходить на бандитов и палить от бедра, как делают ковбои.
Я недавно смотрел фильм, где женщина-ковбой стреляет лучше
мужчин.
Конечно, это вранье, но вранье интересное. Наша журналистка
даже не подозревала, что сначала нужно научиться реагировать на опасность,
верно ее оценивать, а уже потом хвататься за пистолет. Быстрая стрельба хороша
только в приключенческом фильме, в нашем деле она может быть смертельно
опасной, когда вместо врага можешь попасть в товарища. Она рассматривала
пистолет минуты две и потом вернула его Сергею.
По-моему, полковник понял трюк с оружием и строго посмотрел
на Михалыча. Но ничего не сказал. Операция предстояла сложная. Мы искали
Коробка по всей Москве. Два раза он от нас уходил, и вот теперь мы получили
информацию, что он скрывается у одной своей подружки в Центральном округе
города. Мы про Коробка к этому времени многое уже знали. И хорошо понимали, что
один он там не будет. Вообще, это был своеобразный бандит. Бывший сотрудник
милиции, погоревший на взятке, он восемь лет провел в колонии Нижнего Тагила,
куда ссылали в советское время сотрудников милиции и прокуратуры, приговоренных
к разным срокам наказания.
В обычную колонию таким ребятам нельзя. Их сразу «на перо»
брали, убивая в туалете, или, в лучшем случае, насиловали всем бараком. Очень
не любили в блатной среде бывших сотрудников правоохранительных органов,
попавших за решетку. Поэтому для таких заключенных были специальные лагеря. И
Коробок отсидел там восемь лет, пока не вышел в первый раз. Его, конечно, никто
обратно на работу брать не собирался. Но ведь образование-то у него было
милицейское, куда ему было податься? Пришлось ему идти маляром в какую-то
шарашкину контору.
А через два года сорвался человек и оказался замешан в
истории с крадеными вещами. Ему еще один срок дали, только отсидел он на этот
раз в обычной колонии.
Вот там он и развернулся. Говорят, два раза его чуть было не
убили. Но разве такого убьешь. Его Коробком за фамилию называли. Коробков была
его фамилия, а на самом деле его должны были называть Шкафовым или чем-то в
этом роде. Он был ростом за метр восемьдесят и с такими бицепсами, накачанными
в армии, что запросто несколько противников мог уложить. Он был спортсменом, в
армии служил в десантных войсках и в лагере оказался не самым слабым.
Рассказывают, что однажды его вызвал на бой один вор в
законе. Что у них там случилось, не знаю, но только на следующий день у барака
нашли двоих «шестерок» с переломанными руками. А этого авторитета Коробок не
тронул, знал воровские законы, за смерть вора ему отвечать пришлось бы. А на
следующий день собрались авторитеты в зоне и постановили считать Коробка своим.
Третью и четвертую отсидки он получил за грабеж, организацию
банды, покушение на убийство и тому подобные преступления — целый букет; И в
последний раз вышел на свободу в начале девяностого. Вот с тех пор и гуляет. По
нашим данным, за ним уже столько набралось, что на три «вышки» тянет. Но он все
еще гуляет и никак не попадает в наши облавы. Дважды мы его едва не взяли, но
он уходил, а мы ребят теряли. Он ведь один никогда не бывает. Двое-трое
«шестерок» всегда при нем.
