Михалыч недоверчиво посмотрел на полковника:
— И ты только сейчас вспомнил об этом?
— Поэтому я и пришел вам это рассказать. Почему вы поехали к
нему домой? И почему ничего не сказали Кочетову, который приехал на квартиру?
— Мы нашли уже после его отъезда в автомобиле Скрибенко
аптечку с деньгами, — пояснил Звягинцев, — восемьдесят тысяч долларов. И мне
показалось это подозрительным. Ответственный сотрудник Кабинета Министров ночью
приезжает к известному рецидивисту с большой суммой. Это ведь не так просто.
Обстоятельства требовали, чтобы мы проверили все на месте.
— И что вы нашли, кроме этой фотографии?
— Практически ничего. Квартира у него обычная, довольно
скромная, полученная еще в старые времена. Он не похож на связного мафии или ее
руководителя. Это был растерянный, запутавшийся человек, от страха решивший
выброситься из окна.
— Нужно было как-то ему помешать, — с досадой сказал
Горохов. Я всегда в душе невольно им восхищался. Но сегодня он мне почему-то не
кажется красивым.
Мне не нравится подобное совпадение, и при всем желании я не
могу до конца верить ему. Эта фотография — очень неприятное зрелище, если
вспомнить о деньгах, которые мы нашли в машине, и о том, как часто Коробков
уходил от наших сотрудников.
— Мы пытались помешать и получили пулю от Коробка. Вот как
раз Дятлов ее и получил, — показал на Влада подполковник, — поэтому нам
пришлось открыть огонь на поражение. Хорошо еще, что один из бандитов оказался
раненым.
— Как с семьями? Успели сообщить? — спросил Горохов.
— Нет. Решили утром их не будить. Я сам поеду к ним.
— Ясно, — поднялся полковник. Мы все встали следом за ним.
— Ребята, — сказал он на прощание, — я вам приказывать
ничего не могу.
Вы все ночью не спали, товарищей потеряли, имеете право на
отдых. Только эта вся история мне очень не нравится. Кто-то нас решил
подставить. Поэтому вы и должны все сами расследовать. — Он помолчал и
посмотрел на нашего командира:
— А тебе, Михаил, спасибо. Раз пришел ко мне с этой
фотографией, значит, пока числишь меня в своих товарищах. Спасибо хоть за это.
— Полковник вышел из комнаты, закрыв дверь.
— Фотография останется у вас? — спросил Бессонов. — Мне не
нужно ее проверять?
И тут Михалыч нас удивил. Все-таки мозг у него работает не
так, как у других людей.
— Нужно, — сказал он. — Пойди в лабораторию, пусть дадут
официальное заключение.
Бессонов, как и мы все, ничего не понял. Но переспрашивать
не стал.
Забрал фотографию и первым вышел из комнаты.
— Я поеду сначала к Зуеву, — тяжело вздохнув, сказал
Михалыч, — а вы, ребята, действуйте.
— А нас пустят в здание Кабинета Министров? — спросил Ион.
Это он правильно спросил. Против бандитов мы весьма значительная сила. А вот
против чиновников мы ничто. Даже меньше, чем ничто. Обычные капитан и старший лейтенант
милиции со своими маленькими звездочками.
— Объясните, что вы выполняете специальное задание, —
нахмурился Михалыч, помолчал немного и добавил:
— Или позвоните Горохову. Но дайте мне все данные по этому
Скрибенко. — Перед тем как уйти, я положил кассету, изъятую у журналистки, на
стол.
— Хорошо, — довольно равнодушно сказал подполковник. Когда
мы выходили, я еще услышал, как он звонил в уголовный розыск.
— Когда могут выдать тела Зуева и Байрамова? — спросил я
Иона уже в другой комнате.
— Дня через два, — ответил капитан, — сначала проведут
обычную процедуру опознания. Я просил этих прокурорских лизоблюдов не вызывать
родных и близких наших ребят. Опознание мы можем провести сами, чтобы не
тревожить людей. Их разнесло так, что лучше не смотреть. — Он сжал кулаки. Зуев
однажды спас ему жизнь, и мы все знали об этом.
— Наверно, Горохов уже пишет рапорт о случившемся, — добавил
Ион, стягивая с себя брюки.
В штатском я, конечно, смотрюсь неплохо. Во всяком случае,
так считает моя мама. А вот на Ионе костюм сидит как на корове седло. Такое
ощущение, что он родился в камуфляжной форме. Мы взяли служебную «волгу» и
поехали в Кабинет Министров. Вообще-то Ион был прав. Нас полтора часа не
пускали. Просто издевались, доказывая, что нужны специальные пропуска и наши
паспорта.
Служебные удостоверения сотрудников милиции им не подходили.
Потом выяснилось, что мы обязаны сдавать оружие. И хотя мы никакого оружия с
собой не взяли, нас заставили пройти через специальный контроль металлоискателя
на проверку оружия.
И только после этого нас принял какой-то важный чиновник
шестого разряда, маленький, пузатый, лысый, полный необыкновенного достоинства
и самомнения.
— Почему вы не обратились по инстанции? — обиженно
интересовался он, надувая детские губки. — Вы могли обратиться к руководству
московской милиции, те вышли бы на министерство, а министр позвонил бы к нам. У
вас существует субординация или нет?
— Существует, — кивнул Петрашку, — но иногда мы действуем не
так, как положено.
— Очень плохо, — поднял толстый короткий палец чиновник, —
вы всегда должны строго соблюдать субординацию.
— У нас погибли товарищи, — вдруг сказал Ион, — погибли
сегодня утром.
У обоих остались семьи. А вы рассказываете нам о
субординации.
Чиновник на миг запнулся, смутился, чуть покраснел, но
быстро восстановил равновесие.
— Какой ужас! Этот бандитизм на улицах никогда не кончится.
К сожалению, наши правоохранительные органы не могут навести должный порядок в
этом вопросе.
— А когда хотят навести, им не дают этого сделать, — добавил
вдруг очень невежливо капитан. Чиновник нахмурился.
— Что вам нужно? — спросил он.
— Нам нужны все данные о вашем сотруднике Скрибенко.
— Он замешан в каком-то преступлении?
— Он погиб, — объявил Ион, с удовольствием наблюдая за
изумленным чиновником, и мы хотели бы узнать некоторые подробности его
биографии.
— Какой ужас, — прошептал чиновник, на которого смерть его
коллеги подействовала сильнее, чем смерть двух наших товарищей. Я много раз
обращал внимание на эту странную закономерность. Когда убивают сотрудников
милиции или военнослужащих, все соболезнуют с легким оттенком безразличия.
Многим кажется, что нам и так платят деньги за то, что мы рискуем своими
жизнями. Никто и не вспоминает, что мы получаем гораздо меньше тех же
чиновников, а убивают нас гораздо чаще. Я уже не говорю о военнослужащих,
которые месяцами вообще не получают зарплаты, даже в зоне военных действий.
Наверно, это естественная реакция людей, считающих риск профессиональным делом
лишь некоторой категории людей и не относящих себя к этой категории.
