— Это наш хлеб, — усмехнулся Бурлаков, — интриги всегда были
неотъемлемой частью работы любой спецслужбы мира. До свидания, Станислав
Алексеевич. Я утром навещу вас, — с этими словами он вышел, а Горохов с
удивлением обнаружил, что устал. Беседа с Бурлаковым отняла много сил, и он
закрыл глаза, чувствуя, что проваливается в спасительный сон.
В восемь часов вечера его разбудила жена. Она приехала с
дочерью, девочкой лет двенадцати, которая долго рассказывала отцу о своих новых
рисунках. Девочка увлекалась рисованием, и Горохов гордился ее успехами больше
всего в жизни. Немного неприятно было, что в соседней палате их разговор
слушает сотрудник ФСБ.
Они сидели около получаса, после чего явившийся врач
потребовал, чтобы больному дали отдохнуть. Когда жена, уходя, наклонилась к
нему, чтобы поцеловать, он тихо спросил:
— За конвертом не приходили? Никто не звонил?
— Ты опять, — встрепенулась та. Он с силой привлек ее к
себе, целуя ее волосы.
— Тише, — попросил он, — если позвонит Звягинцев, отдай
конверт ему. — Она вырвалась из его рук.
— Ты иногда меня просто пугаешь. Стас, — сказала она,
поправляя прическу.
Когда жена и дочь ушли, он снова впал в состояние какого-то
забытья, пока пришедшая медсестра, симпатичная девушка лет двадцати, не
разбудила его для укола. Он покорно подставил бок. И когда девушка ушла,
натянул спортивный костюм, собираясь в туалет, который находился в палате и
куда вела дверь, расположенная напротив его кровати.
Прыгая на одной ноге, он добрался до туалетной комнаты, где
долго приводил себя в порядок. Выйдя из туалета, он заметил, как шевельнулась
занавеска: когда он уходил, занавеска была открыта, а теперь ее задернули,
словно кто-то решил спрятаться за ней. Он сделал еще несколько прыжков, сел на
кровать и осторожно потянулся к подушке — пистолет был на месте. Тяжелый металл
приятно холодил ладонь. Чувствуя себя увереннее, он поднял пистолет и уже
собирался громко позвать стоявшего за занавеской человека, когда вспомнил об
аппаратуре, установленной в палате.
Подумав, он взял яблоко и бросил в занавеску. Занавеска
шевельнулась, и стоявший за ней мужчина поймал яблоко. Увидев его, Горохов
прижал палец левой руки к губам. Это был Звягинцев.
Глава 26
Я стоял в метро, прижавшись к стеклу, не замечая ничего
вокруг. Теперь я знал, что меня уже не остановить. Теперь у меня был конкретный
объект ненависти. Из-за Дятлова погибли Зуев, Байрамов, Петрашку, Ленька
Свиридов. Мне нужно доехать до управления, позвонить Дятлову. Он сразу
прибежит, чтобы меня взять тепленьким. И вот здесь я его убью. Не важно, что и
меня потом убьют.
Зато я убью Иуду.
Только одному человеку рассказал Ленька обо мне. Дятлову.
Все остальные были у генерала. Значит, Дятлов был единственным, кто мог меня
предать. И теперь я знал, что испытываю к Дятлову какую-то особенную, холодную
ненависть.
Я сделал несколько переходов под землей и вышел совсем в
другом месте, постаравшись прошмыгнуть мимо сотрудников милиции, стоявших у
выхода. Я остановил попутную машину.
Конечно, я не сразу поехал к нашей проходной. Мне нужно было
все подготовить. У меня оставалось немного денег, и я купил спортивную кепку,
чтобы не бросаться в глаза. Проверил оружие и поехал в управление, остановив
машину за два квартала. Я пошел к управлению, представляя, из какой телефонной
будки я позвоню.
Я шел, думая о своем, и чуть не налетел на девушку.
Пробормотав извинения, я хотел обойти ее, как услышал за спиной:
— И вам не стыдно?
Я обернулся. Это была та самая журналистка. Как ее звали?
Кажется, Людмила.
— Я не думала, что в милиции работают такие прохвосты, — с
возмущением заявила она.
При чем тут прохвосты? Я уже забыл, что было утром. С тех
пор прошла целая вечность.
— А я вам поверила, — возмущалась она, — решила, что вы
нормальные люди. А вы оказались такими врунами. Я целый час пыталась найти
Кирилла Константинова. Или вашего «мурашку». Надо мной смеялись все ваши
сотрудники.
Я молчал.
— Почему вы мне солгали? — негодовала она. — Мы же
договаривались с вашим командиром, что я не напишу без его согласия ни строчки.
Зачем нужно было воровать мою кассету, галантно провожая меня до дома.
Зачем нужно было врать, когда я спрашивала о вашем имени. Вы
просто могли не отвечать, — она покачала головой. — Теперь я знаю, что все
гадости, которые про вас рассказывают, соответствуют действительности.
Мы стояли на освещенном месте, когда я увидел патрульную
машину. Я схватил ее за руку и втянул в подъезд. Машина прошла мимо.
— Перестаньте, — вырвала она руку, — вы делаете мне больно.
Она повернулась, чтобы уйти.
— Подождите, — хрипло попросил я, — вам разве ничего не
рассказали? У нас погибли товарищи, — вдруг непонятно почему сказал я, глядя ей
в глаза.
Она поняла, что я говорю правду.
— Что у вас случилось? — спросила она.
— Убили майора Зуева, капитана Петрашку, старшего лейтенанта
Байрамова.
Убили моего друга Леню Свиридова.
Она посмотрела мне в глаза:
— Вы хотите, чтобы я об этом написала?
— Да, я вам все расскажу. Я вам расскажу все, как было, но
сначала вы мне поможете.
— Надеюсь, вы не попросите прыгать с вами в окно?
— Нет. Мне нужно, чтобы вы позвонили и позвали к телефону
старшего лейтенанта Дятлова.
— И все?
— И все. Потом дадите трубку мне. Мы вышли на улицу, и я
показал ей телефон-автомат.
— Дятлова, — напомнил я ей. Она подняла трубку и набрала
номер. Долго не отвечали, наконец она кивнула мне.
— Старшего лейтенанта Дятлова, пожалуйста, — она закрыла
трубку ладонью. — Говорят, что он вышел.
— Спросите, кто говорит?
— Кто со мной говорит? — спросила она и, кивнув мне, быстро
сказала:
— Капитан Хонинов.
— Дайте мне трубку, — вырвал я трубку из ее рук. Она
удивленно посмотрела.
— Сергей, — быстро сказал я, — это Никита. Дятлов предатель.
— Хонинов молчал.
— Ты слышишь, Сергей? — закричал я.
— Сука ты, Никита, — сказал мне вдруг Сергей, — настоящая
сука. Будь ты проклят, гад, за то, что предал своих товарищей. Я тебя, гниду,
из-под земли достану.
Он бросил трубку. Я стоял с открытым ртом. Это я предатель?
Это я п-р-е-д-а-т-е-л-ь?
