Теперь я не сомневался, что один из оставшихся четверых и
был тем самым предателем. Прости меня, Влад, я плохо о тебе подумал. Это все
сегодняшний проклятый день. Прости меня, дорогой.
Глава 27
Леонид Свиридов действительно успел рассказать обо всем
только Дятлову.
Тот сидел у телефона, когда в комнату вошел Свиридов и
позвал Дятлова в коридор, где рассказал ему обо всем. Когда Панкратов вызвал и
Дятлова, тот уже знал обо всем, но не имел возможности рассказать об этом своим
товарищам.
Панкратов приказал Краюхину послать Хонинова для опознания
трупа, а оставшимся офицерам подготовить рапорты о случившемся. Именно в этот
момент, когда все писали свои докладные. Дятлов, освобожденный от подобной процедуры,
решил позвать одного из товарищей в коридор, чтобы рассказать ему обо всем.
Вышедший сотрудник не понял, почему его позвал Дятлов. Они
все были утомлены чрезвычайными происшествиями и экстремальными ситуациями,
сменяющими друг друга. И поэтому офицер смотрел равнодушно-усталыми глазами.
— Что еще случилось, Влад? — спросил он.
— Тише, — сказал Дятлов, оглядываясь по сторонам, — я не
хочу, чтобы нас слышали. Мы не знаем, кто предатель.
— А в чем дело?
— Ко мне приходил Леня Свиридов. Ему звонил Шувалов.
Свиридов скоро поедет с ним на свидание. Никита позвонил и рассказал мне о
смерти Иона.
— Они были вместе?
— Да. Они взяли этого Шурыгина, сумели его расспросить.
Шурыгин действительно был в квартире Метелиной. Взрыв на Усачева устроили
сотрудники ФСБ.
— А где Никита?
— Этого я не знаю. Но он сумел передать самое главное.
Приказ об этом Шурыгину передал его начальник отдела полковник Барков. Мы
наконец нашли того, кто все это придумал. Как только приедет Хонинов, я ему
расскажу. Я ему доверяю больше, чем остальным.
— Тише… нас могут услышать. Пойдем в туалет, мне нужно с
тобой поговорить.
Дятлов был мужественным и порядочным парнем. Но порядочные
люди часто проигрывают в схватке с подонками. Он пошел за офицером, не
подозревая, что тот, кого они больше всего опасались, идет впереди него. И
когда они вошли в туалет, офицер внезапно накинул на шею Дятлову леску и начал
душить. Если бы не раненая рука, он сумел бы как-то противостоять нападению. Но
рука подвела его, и он проиграл эту самую главную в своей жизни схватку.
Бездыханный труп старшего лейтенанта Дятлова упал на мраморный пол. Убийца оттащил
его в одну из кабин и, оставив там, закрыл дверцу. Хонинов вернулся достаточно
быстро.
— Никто не звонил? — спросил он.
— Нет, — ответил Аракелов, — мы сидим здесь все время.
— Никуда не выходили?
— Иногда выходили в туалет.
— А где Дятлов?
— Может, его опять вызвал генерал, — предположил Маслаков, —
или ему стало плохо. Все-таки он весь день был на ногах.
— Я его найду, — вышел из комнаты Хонинов. Сначала он
спрашивал в соседних комнатах, потом узнавал в других отделах, ходил по
коридору. И наконец заглянул в туалет. Он медленно шагал, и звуки его шагов
гулко раздавались в пустом помещении. Одна дверца была закрыта. Наклонился и
увидел чью-то неестественно вывернутую ногу. Он осторожно открыл дверцу и
увидел убитого Дятлова.
Несколько секунд он стоял в онемении, а затем, наклонившись,
бережно поднял тело убитого товарища. Он вышел из туалета, прошел по коридору и
ударом ноги открыл первую попавшуюся дверь. В кабинете сидел подполковник в
форме.
Увидев Хонинова, он вскочил и молча глядел на капитана.
Хонинов, придерживая тело правой рукой, сгреб левой все со
стола и положил тело. Потом сказал:
— Позаботьтесь о нем.
И вышел из кабинета, оставив изумленного подполковника.
Вытащив пистолет, он шел по коридору, не обращая внимания на удивленные взгляды
офицеров. И вошел в свою комнату, также ударом ноги отворив дверь. Трое
офицеров вскочили.
— К стене! — проревел Хонинов, — к стене!
— Ты с ума сошел? — спросил Маслаков и получил удар в лицо.
Он упал, а двое остальных попятились к стене.
— К стене, — ревел Хонинов. — Я убью тебя, сука, я убью
тебя, сволочь.
Я убью всех троих, чтобы умер и тот, кто убил Дятлова.
— Что? — вскрикнул Маслаков.
— Его убили там, — Хонинов махнул рукой в сторону туалета. —
Его убили и бросили в туалете. И я узнаю, кто из вас это сделал. А если не
узнаю, то убью всех троих. Пусть меня судят потом. И пусть двое погибнут
безвинно, я все равно убью всех троих.
В этот момент зазвонил телефон. Все вздрогнули. Хонинов
посмотрел на телефон. Второй звонок, третий. Хонинов наконец, чуть опустив
пистолет, поднял трубку. Чей-то женский голос попросил Дятлова. Хонинов перевел
дыхание и спросил:
— Кто спрашивает?
— Это его знакомая, — ответила женщина. — А кто говорит?
— Капитан Хонинов.
В этот момент она передала трубку, и он услышал голос
Шувалова. «Это Никита. Дятлов предатель. Он нас всех выдал».
Хонинов потрясение молчал.
— Сука ты, Никита, — сказал он, и все стоявшие в комнате
вздрогнули, — настоящая сука. Я тебя, гниду, из-под земли достану.
— Что ты говоришь? — закричал Маслаков. — Это не он. — Но
Хонинов уже бросил трубку.
— Что он сказал? — спросил Маслаков. — Что он тебе сказал?
— Что Дятлов предатель, — растерянно сказал Хонинов и,
пошатнувшись, сел на стул и заплакал.
В комнату ворвался Краюхин. И с ним еще несколько офицеров.
Увидев разбитое лицо Маслакова, он закричал:
— Что у вас происходит?
Хонинов продолжал беззвучно плакать. И это было самое
страшное, что могли видеть офицеры. Хонинов сидел и плакал, как ребенок. Даже
Краюхин явно смутился.
— Убит Дятлов, — сухо сообщил Маслаков, — его кто-то убил и
бросил в туалете.
— В каком туалете? — растерянно спросил Краюхин.
— В нашем туалете, — пояснил Маслаков, и полковник,
повернувшись, выбежал из комнаты.
— Идем, Сергей, в другую комнату, — предложил Бессонов, —
там есть диван.
— Правильно, — поддержал его Аракелов, — лучше пойдем туда.
Они взяли Хонинова за руки и повели в другую комнату.
Туда же вошли Краюхин и Маслаков.
— Это уже не шутки, — гремел начальник уголовного розыска, —
нашего офицера убили в здании управления. Это не скандал, а похуже, это плевок
нам в лицо. — Краюхин обреченно подумал, что теперь ни при каких условиях не
получит звание генерала. Ему могли простить все: и разгул бандитизма, и гибель офицеров,
и даже утренний взрыв. Но убийство офицера в здании самого управления ему не
простят. Он вдруг понял, что обречен. Обречен навсегда остаться полковником. Но
вместо того, чтобы переживать, он неожиданно почувствовал облегчение. Теперь не
нужно было притворяться.
