— Тогда предлагай варианты, — разозлился Горохов, — или
давай возьмем автоматы и пойдем брать штурмом здание ФСБ.
— Надеюсь, вы шутите, — пожал плечами Краюхин, — из-за
одного Баркова такой шум. У вас ведь есть доказательства вины Шурыгина. Теперь
предъявите вашу записную книжку, изъятую у Липатова.
— Петрашку изъял ее незаконно, — напомнил Звягинцев, — она
вполне годится для поисков, но никак не подходит в качестве вещественного
доказательства. Мы не можем ее показывать. Иначе наших офицеров сразу обвинят
еще и в убийстве Липатова. А там, кроме Петрашку, был еще и Шувалов. Значит, на
него все и свалят. А я этого не хочу.
— Тогда выйди и скажи своим людям, чтобы расходились по
домам, — окончательно разозлился Горохов, — и пусть их перестреляют поодиночке.
— Я этого не предлагал. Нужно иметь четко выработанный план,
а не стихийную концепцию надуманной защиты офицеров. Их не нужно защищать,
наоборот, нужно послать их куда-нибудь, чтобы выявить предателя.
— Что ты сказал? — задумчиво переспросил Горохов. — Может,
это наш шанс?
— Какой шанс?
— Послать их всех на операцию. А потом проверить, кто и куда
позвонит.
— Как ты проверишь?
— Вот это и нужно продумать. Нужно выявить сначала
предателя, а потом уже заставить его выманить Баркова из здания ФСБ и
арестовать его, привезя сюда, в наше здание. Они же тоже не пойдут на нас
штурмом.
— Хорошая идея, — осторожно кивнул Краюхин.
— А как определить, кто из них тот самый сукин сын? —
спросил Горохов.
— Ты же, Михаил, своих людей знаешь. Вот ты и решай, как
определять. Я же не могу подбегать к каждому и заглядывать в глаза, узнавая,
врет он или не врет.
— Может, проверим на детекторе? — предложил вдруг Краюхин. —
У нас же есть такой аппарат.
— Пока настроим и начнем проверять, уйдет вся ночь. И потом
он не всегда показывает точно. Еще никто не знает, как его правильно настроить.
А что, если обвиним невиновного и отпустим виновного? Представляешь, что будет?
— спросил Горохов.
— Тогда я не знаю, пожал плечами Краюхин, — может, пойдем на
прием к министру?
— А если он тоже с ними? — мрачно спросил Звягинцев.
— Тогда идем к Панкратову.
— Он ничего не решает. И в любом случае все отложит до утра.
А мы ждать не можем.
— У меня кружится голова, — признался Горохов, — давайте
заканчивать.
Раздался звонок. Это был телефон Панкратова.
— Решили что-нибудь? — спросил генерал.
— Решаем, — честно признался Горохов.
— Мне уже министр позвонил, — сказал в сердцах генерал, —
надоела вся эта ваша игра. Заканчивайте поскорее. Неужели так трудно вычислить
убийцу? Мы же никого отсюда не выпускали. Убийца здесь, и его можно найти.
— Понимаю. Мы все сделаем, — пообещал Горохов, положив
трубку. — Его больше всего волнует убийство Дятлова, — покачал головой он,
обращаясь к товарищам, — самое важное для него — это найти убийцу и доложить
обо всем министру.
— У нас осталось несколько часов. Что будем делать? —
спросил Краюхин.
— Давайте позвоним Александру Никитичу, — вдруг предложил
Звягинцев.
— При чем тут он? — не понял Краюхин.
— Что ты хочешь, Михаил? — посмотрел на Звягинцева Горохов.
— Он обязательно передаст наш запрос другой стороне, он
работает на них, — напомнил Звягинцев, — нужно, используя это знание, придумать
какой-нибудь трюк. Обыграть наше знание.
— Александр Никитич тоже против нас? — не поверил
услышанному Краюхин.
— Ну теперь я понимаю, почему вы не хотите никуда идти и
никому не доверяете.
Если и он…
— У тебя есть план? — спросил Горохов.
— Есть. Нужно, чтобы Панкратов позвонил ему и попросил
санкцию на какую-нибудь операцию. Что-нибудь такое, чтобы вывести их из состояния
равновесия. И заставить, понимаешь, Стае, заставить их человека как-то себя
проявить.
— Но каким образом?
— А что, если мы скажем, что у нас есть записная книжка
Липатова и его бумаги?
— Какие бумаги?
— Это не важно. Главное, чтобы мы показали записную книжку
самому Александру Никитичу. Чтобы он поверил и в бумаги Липатова. Подожди, я
придумал.
Звягинцев вскочил на ноги, посмотрел на дверь, потом
наклонился, чтобы сказать совсем тихо.
— Нас могут подслушивать, давайте выйдем в коридор, —
предложил он.
Они поднялись и вышли. При этом Звягинцев поддерживал
Горохова. Все четверо офицеров, сидевшие в приемной, дружно поднялись.
— Сидите, ребята, сидите, — сказал, махнув рукой, Горохов.
Они оказались в коридоре.
— Сама провокация была рассчитана на то, чтобы подставить
Липатова и Скрибенко, — быстро объяснил Звягинцев. — Скрибенко, видимо, просто
обманули. А вот Липатов был для них фигурой очень значительной. Поэтому они его
и убрали, чтобы ничего не мог опровергнуть. Завтра утром они напечатают его
счета в банках. А что, если мы им подыграем? И скажем, что у нас есть
документы, которые разоблачают городскую администрацию.
— А при чем тут городская администрация? — спросил Краюхин.
— Мне сегодня звонил сам мэр города, — торопливо сказал
Горохов, — он, видимо, ввязался в игру на стороне премьера. Ты представляешь, с
какой радостью ухватится другая сторона за такие документы. Вся страна знает,
как ненавидят друг друга руководитель администрации президента и мэр города.
Это может получиться.
— Если сорвется, мы станем врагами и тех, и других, —
задумчиво сказал Горохов.
— У нас есть выбор? — спросил Звягинцев.
— Ты прав, — согласился Горохов, — но как сделать так, чтобы
о записной книжке и бумагах узнал Александр Никитич?
— А для чего нужен наш информатор? — улыбнулся Звягинцев. —
Теперь мы с вами должны все разыграть точно. Чтобы мои ребята поверили в эти
бумаги. Они ведь знали пока только про записную книжку. Я скажу, что Шувалов
дал мне эти бумаги до того, как мы расстались. И потом мы должны будем дать
ребятам отдых.
Пусть информатор сообщит о бумагах кому нужно. Они сразу
выйдут на нас. Таким образом, мы убиваем сразу несколько зайцев. Во-первых, мы
точно узнаем, что в группе действительно есть информатор, ведь эту идею пока
никто не знает, а мы ее только что придумали. Во-вторых, заставляем врага
открыться. И в-третьих, вызываем огонь на себя. Во всех вариантах другая
сторона должна будет предъявить свои козыри, постаравшись вступить с нами в
переговоры.
