С другой стороны, она тоже дамочка не промах. Как только
Михалыч приказал собираться, сразу вскочила и первой поспешила к машине. Мы все
четверо мужчин разместились на заднем сиденье. А Михалыч, который обычно сидел
впереди, теперь вполне галантно уступил место этой дамочке. Хотя какая она
дамочка?
Скорее комиссар, в кожаной куртке и джинсах. Вернее, гибрид
комиссара и современной ведущей на радио, которая говорит скороговоркой и курит
больше мужиков.
Глава 5
Скрибенко жил в бывшем доме партийных вождей. Есть такие
дома, сосредоточенные в самых лучших местах Москвы, квартиры в них давали
только в ЦК или в горкомах. Скрибенко успел получить квартиру еще до того, как
начал рушиться их старый мир.
Внизу сидел вахтер. Раньше здесь наверняка дежурили
сотрудники милиции, а сейчас остался старичок, который даже не спросил у нас,
куда мы направляемся.
Четверо мужчин и одна женщина, похожая на мужчину,
появившиеся здесь в столь раннее утро. Наверно, ему платили только за антураж,
а охрана не входила в его обязанности. Мы оставили у автомобиля Хонинова. Он
бывает нужен, когда надо произвести «активный» обыск и перепотрошить все до
основания.
Нужную квартиру мы нашли быстро, но на звонки долго никто не
отвечал.
Мы уже хотели ломать замок, когда дверь открылась, и на
пороге появилась недовольная особа неопределенного возраста. Волосы торчали в
разные стороны, темно-серый халат был накинут на плечи. Она открыла дверь, даже
не испугавшись наличия стольких незнакомых мужчин, грубо поинтересовалась:
— Что вам нужно?
Видимо, она еще спала и мы вытащили ее из постели. Михалыч
выступил вперед:
— Это квартира Скрибенко?
— А вы не знаете, куда явились рано утром? — презрительно
спросила эта особа.
— Нам нужно просто все уточнить, — не собирался уступать
Михалыч, — вы его жена?
— Вы могли бы знать, что он давно в разводе. Я его сестра. В
чем дело?
— Довольно много неприятного, — спокойно ответил Михалыч, —
вот мое удостоверение, к вам мы приехали за помощью.
— Что случилось с братом? — прищурилась эта особа.
— Он погиб, — честно сказал Михалыч, — выпал из окна.
Женщина отшатнулась, но, судя по всему, она была
мужественным человеком. Повернувшись, она прошла в глубь квартиры, махнув нам
рукой. Это была большая квартира с некогда хорошо продуманной планировкой и
ультрасовременной отделкой, но сейчас квартира явно требовала ремонта. Женщина
стояла у окна к нам спиной. Если она и плакала, то делала это сдержанно и
беззвучно. Мы молча ждали, когда она заговорит. Наконец она повернулась к нам.
— Что вам нужно?
— Мы должны посмотреть его вещи. Его личные вещи, — сказал
Михалыч.
— Вы хотите обыскать квартиру? — поняла женщина.
— Да, — кивнул Михалыч.
— Понимаю, — ответила женщина. Она, видимо, действительно
все понимала, — там его комната, — показала она. — Вы привели эту молодую
особу, чтобы она обыскала и меня?
Журналистка даже поперхнулась, а мы, несмотря на трагизм
ситуации, весело переглянулись, представив эту сцену.
— Нет, — быстро ответил Михалыч. — Мы только хотели бы
посмотреть личные вещи вашего брата.
— Да, конечно, — вздохнула женщина, — скажите, как он погиб?
— Я сказал вам правду. Он действительно выпал из окна пятого
этажа, — Михалыч глядел ей в глаза, — я был рядом и не успел ему помешать. Он
умер мгновенно.
— Почему он это сделал?
— Не знаю. Меня тоже очень волнует именно этот вопрос.
— Там его комната, вы можете посмотреть все, что вам
интересно. А рядом кабинет. — Она устало опустилась на стул.
— Бессонов, Петрашку, посмотрите там, — приказал Михалыч, —
а мы с Никитой пройдем в кабинет. — В кабинет мы прошли вчетвером. И мы стали
смотреть лежавшие на столе бумаги и записи. Нужно признать, что его сестра
держалась мужественно. Она сидела в глубоком кресле молча, не произнося ни
слова.
Напротив сидела наша журналистка и тоже молчала.
Мы перебирали бумаги, пытаясь найти что-то, что нам поможет.
Это называется легкая форма обыска. Так сказать, поверхностный осмотр. Но мы
проводим его тщательно, пытаясь обнаружить какую-нибудь причину страсти хозяина
квартиры к прыжкам из окна.
— Ваш брат работал в Кабинете Министров? — спрашивает
Михалыч.
— Работал, — кивает женщина, — работал, — повторяет она,
словно только сейчас понимая, что случилось. Но Михалыч, чутко чувствуя
ситуацию, не дает ей раскиснуть.
— В каком отделе?
— В секретариате Кабинета Министров, — отвечает женщина, и
Михалыч удивленно поднимает правую бровь. Это высшая степень удивления, и я уже
знаю, что остаток ночи, вернее, остаток утра мы не будем спать.
— Вы не знаете, чем он там занимался?
— Работал, — пожимает плечами женщина, — он был обычным
референтом. Он ведь и раньше там работал, когда еще это ведомство называлось
Советом Министров.
— И тоже в секретариате?
— Нет. В отделе административных органов. Нужно знать
Михалыча, чтобы оценить его взгляд, брошенный на меня. А потом на журналистку,
сидящую в кресле. Она все запоминает, и видно, что ее зрачки вращаются, как
записывающие бобины магнитофона. Я все больше убеждаюсь, что подполковник
специально взял ее с собой, чтобы гарантировать хороший скандал в том случае,
если сегодняшнее расследование кто-нибудь попытается замять или спустить на
тормозах. Я начинаю просматривать книги в шкафу. У всех партийных чиновников
привычный набор книг.
«Огоньковские» подписки семидесятых и восьмидесятых годов в
полном объеме. Их тогда распределяли по специальным лимитам, и никто не мог получить
их, кроме сотрудников райкомов и других подобных инстанций. Я достаю одну
книгу. Конечно, ее даже не открывали. Это Чехов. Признаюсь, я не большой
любитель Чехова, но когда страницы даже не раскрыты, это неприятно. Словно
родившийся мертвый ребенок. Эта книга могла доставить кому-то радость, сделать
человека немного лучше или добрее, а вместо этого была заключена в стеклянную
колбу шкафа и пылилась там до моего появления. В девяти из десяти случаев книги
собирали для престижа.
Впрочем, некоторые книги раскрывались и даже активно
читались. Затертый Горький. Довольно потрепанный Толстой. Все-таки молодец этот
Скрибенко. У меня мама была библиотекарем, и я научился если не любить, то хотя
бы ценить книги.
— А семья не жила вместе с ним? — спросил Михалыч.
