Самоуправство, буйная натура, некритичное к себе отношение делали свое дело: росли капризность, упрямство, желание творить все, что хочет левая нога. Попойки и охота стали для Василия обыденным занятием — никто по-настоящему ему не возражал, не требовал с молодого, не имеющего достаточного опыта, заносчивого и высокомерного командира дивизии должного поведения, а часто, наоборот, ему потакали, способствовали растущим у Василия купеческим замашкам. Подхалимы все чаще вписывали в приказы Верховного Главнокомандующего звание и фамилию: «Полковник В. И. Сталин». В день рождения командира дивизии, по указанию А. И. Микояна, на фронт был прислан Ли-2 с грузом фруктов, вин, водки, коньяков…
Однажды после сильного возлияния Василий приказал принести толовые шашки и направился «на рыбалку». Взрыв произошел рядом. Василий лишился фаланг двух пальцев. О «рыбалке» узнал Берия и поспешил доложить Верховному, предложив за «низкую дисциплину и нетребовательность» снять с должности командующего воздушной армией известного в стране и мире летчика, генерал-лейтенанта авиации Михаила Громова. Верховный защитил командарма, вызвал на провод сына и отматерил его. На какое-то время Василий притих.
В 1947 году Василия Сталина назначили командующим ВВС Московского округа. На обложках журналов запестрели фотографии моложавого генерал-лейтенанта авиации за штурвалом флагманского бомбардировщика, идущего во главе армады самолетов над Красной площадью во время парадов 7 ноября и 1 мая. Нельзя сказать, что в его жизни и службе были сплошные недостатки и промахи. Отнюдь! Ему удавалось неплохо решать сложные задачи боевой подготовки авиации. Если другим округам приходилось «добывать» и «выколачивать» дополнительные сотни тонн авиационного топлива, авиадвигатели, запасные агрегаты, оборудование, то ВВС Московского округа не испытывали никаких ограничений.
Василий завел конюшню, увлеченно меценатствовал хоккею и футболу, строил плавательный бассейн в пятидесяти метрах от Ленинградского шоссе, на летном поле Центрального аэродрома. Его увлечения не ограничивались спортом: он увлекся пловчихой Капитолиной В., красивой, обаятельной спортсменкой.
Подвыпивший Василий поздним вечером провожал Капитолину на перроне Ленинградского вокзала в Москве, умолял остаться до завтра, но дисциплинированная пловчиха ехала в Ленинград на соревнования и потому остаться в столице не могла. Поезд тронулся. Какое-то время Василий шел рядом с вагоном, махал Капитолине рукой, снятой фуражкой, посылал воздушные поцелуи…
Поезд подходил к перрону Московского вокзала в Ленинграде. Капитолина приготовилась к выходу, изредка посматривая в окно. От сильного торможения вагон качнуло, и она едва удержалась, схватилась за ручку двери. Шагнула в тамбур, кивнула проводнице и… увидела стоявшего на перроне с букетом ослепительно-белых хризантем в руках Василия.
— Ты откуда взялся? С неба свалился?
— Угадала! С неба. Прилетел на Ли-2, — спокойно ответил Василий.
— Зачем?
— Чтобы встретить тебя…
Сталину докладывали о неправильном поведении сына, и вождь не раз «снимал стружку» с него, кричал, требовал обещаний и заверений, но Василия хватало ненадолго. Он стал нетерпим к упрекам и замечаниям, груб и заносчив по отношению к подчиненным, «залез» в государственный карман, безмерно награждая отличившихся футболистов и хоккеистов, допустил рукоприкладство. С Василием не раз встречался министр Вооруженных Сил маршал Николай Булганин.
Чашу терпения министра переполнила последняя выходка Василия: 1 мая он при плохой видимости и низкой облачности принял решение, несмотря на запрет свыше, провести воздушный парад над Москвой. Реактивные бомбардировщики и истребители с ревом проносились над Красной площадью, едва не цепляя за острые шпили Исторического музея и собора Василия Блаженного. Летчики едва ориентировались в сложных условиях, сбивались с курса, подолгу отыскивали свои аэродромы. Несколько экипажей сели в поле…
После долгих колебаний («Пойти можно, а вернешься ли обратно?» Сколько министров, генералов и маршалов оказывалось после Кремля в Лефортовской тюрьме…) министр доложил наконец генералиссимусу о многих выходках молодого генерала.
— Вы с ним лично беседовали? — раскуривая трубку, гневно спросил Сталин, рассматривая покрасневшего, подчеркнуто вытянувшегося министра.
— Так точно. Василий многое отметает, в промахах не признается. Акты контрольных финансовых проверок отверг, а в них суммы с пятью нулями.
— Что еще вы можете доложить? — Сталин стоял напротив Булганина, не сводя взгляда с его лица. — Пьет? Дебоширит?
Булганин понимал, что Сталин добивался всей полноты картины, подробностей, фактов, принимаемых военным ведомством мер воздействия. И он рассказал все, что знал…
— Ваши предложения, товарищ Булганин?
Булганин не был готов к такому вопросу; он не выдержал тяжелого взгляда генералиссимуса, раскрыл папку, растерянно пошарил в ней взглядом, обдумывая варианты мер к генералу Сталину. Вождь заметил растерянность министра, недовольно зыркнул по нему взглядом:
— Пока вы думаете, я вот что скажу. Давайте-ка пошлем его в Академию Генерального штаба. Как вы думаете?
— Согласен, товарищ Сталин.
— Потребуйте от командования академии: никаких поблажек, никаких послаблений. Вы поняли, товарищ Булганин?
— Понял, товарищ Сталин…
Но это только усугубило положение: Василий уединился на даче и пил в одиночестве; изредка появлялся в Москве, где его тут же то кавказцы, то спортсмены, то случайные люди вели в «Арагви» — там пьяные оргии продолжались до ночи. Василий остается в одиночестве — после многолетних мук и издевательств его оставила жена.
Сталин неоднократно беседовал с сыном, убеждал его в необходимости учебы, в трезвом образе жизни.
— Мне семьдесят лет, а я все учусь, — вождь кивнул на стопку книг. — История, военное дело, литература. Ты читаешь книги?
Василий молчал. Что ему говорить? Рассказывать о попытках?
— Что же ты собираешься делать? Отвечай! — Иосиф Виссарионович подошел к сыну, взял его за дрожащие руки. — Неужели ты совсем потерял совесть? Ты позоришь меня! Позоришь мою фамилию! — Сталин брезгливо оттолкнул руки сына, вернулся к столу, набил трубку, закурил, принялся ходить по кабинету. — Может, тебя положить в больницу и полечить?
— Я здоров, отец, — тихо проговорил Василий.
— Как же ты здоров? Ты — алкоголик! Ты пьешь с кем попало, негодяй! Тебя привозят домой мертвецки пьяного! У тебя есть силы, воля, чтобы удержаться от выпивок?
— Есть. Я обещаю бросить, отец, все это, — Василий поднял голову и на какое-то мгновение встретился с отцовским взглядом. Его бросило в дрожь — в гневе взгляд отца вызывал страх, желание убежать или провалиться сквозь пол.
— Иди и подумай. Не бросишь — набью морду!
Сталин, занятый неотложными государственными делами, не смог больше повидаться с сыном, а тот, как это бывало не раз, после беседы с отцом неделю-две не притрагивался к бутылке, давал себе обещание заняться учебой.
