Марсель, которого приступы астмы чуть меньше мучают на берегу моря, напротив, счастлив и с восхищением описывает «очаровательные места, где нормандские яблоки зреют почти на самых скалах, смешивая запах сидра с запахом водорослей». Во время пребывания в Бег-Мэле в Финистере на берегу Атлантического океана Пруст начнет работу над своим романом «Жан Сантей». Нормандские и бретонские пейзажи, которыми любуется Пруст во время этой поездки, станут его любимыми и будут использоваться и в «Жане Сантее», и в романе «В поисках утраченного времени». Влияние Рейнальдо на Пруста кажется еще очень большим, поскольку писатель признается, например, что он хотел бы, чтобы в его новом произведении Ан, подобно божеству, незримо присутствовал повсюду. Однако, несмотря на внешнее благополучие, отношения входят в свою финальную стадию.
С осени 1895 года Пруст переключил свое внимание на другого молодого человека — Люсьена Доде. При этом отношения с Рейнальдо не прервались полностью. Кажется, что новый всплеск страсти произошел весной 1896 года. Однако эта последняя стадия отношений уже приняла болезненный характер, поскольку она связана с постоянными вспышками ревности. Любовь-дружба превращается у Пруста в тираническое желание полностью контролировать жизнь близкого ему человека. Выражением такого полного контроля над другим становится требование полных и абсолютно откровенных исповедей. Пруст настаивает на том, чтобы Рейнальдо рассказывал обо всех своих поступках, обо всех посещающих его мыслях и желаниях. Более того, его любопытство распространяется даже на прошлое Рейнальдо: Пруст хочет знать все о том, что происходило в жизни друга и до их встречи, и после. 20 июня 1896 года, как можно судить по письмам двух молодых людей, Рейнальдо согласился принять условия, предложенные Прустом. Однако во время одного из разговоров Рейнальдо признается в чем-то, что очень ранит Марселя. Не сдержав своего раздражения, последний вспылил. Эта ссора привела к тому, что Рейнальдо разорвал «пакт» и, несмотря на все просьбы друга, остался при своем решении. Так закончился психологический эксперимент, который был предпринят Прустом в надежде погасить его переходящую разумные пределы ревность.
8 августа 1896 года Пруст посылает Ану письмо, в котором констатирует, что они более не испытывают привязанности друг к другу. Он удивляется тому, что в столь короткий срок такие сильные эмоции могли исчезнуть. Несмотря на это заявление Пруста, впечатления от истории взаимоотношений с Рейнальдо не будут забыты писателем. И приступы ревности, которые пережил Пруст по отношению к Ану, и «допросы», которым он подвергал музыканта, найдут отражение сначала в сборнике «Утехи и дни» в новелле «Конец ревности», а затем в романах «Жан Сантей» и «В поисках утраченного времени».
В новелле «Конец ревности» главный герой Оноре, влюбленный в Франсуазу, уверен, что его любовь не продлится долго. Он спокойно размышляет о том, что может полюбить другую женщину. Персонаж Пруста, как и сам писатель, склонен довольно быстро менять объекты своих привязанностей. Однако процесс охлаждения неожиданно прерывается: Оноре узнает, что Франсуаза, возможно, ему изменяла. Эта новость разжигает охладевшие было чувства и трансформирует любовь в бесконечный приступ ревности. Страдания Оноре настолько велики и не поддаются его контролю, что остановить их может только смерть героя: конец ревности становится концом жизни Оноре. Пруст отразит в своих текстах и попытки установления отношений на основе полной откровенности: так, Жан Сантей и повествователь в «Поисках» будут подвергать своих возлюбленных бесконечным допросам, требуя от них все более и более интимных признаний.
ЛЮСЬЕН ДОДЕ
Люсьен Доде освежил любовные чувства Пруста, ощущавшего усталость от взаимоотношений с Рейнальдо. Как сам писатель впоследствии признавался в одном из своих писем, его увлечения никогда не длились больше года — полутора лет и связь с Рейнальдо осенью 1895-го как раз достигла своего полуторалетнего предела. Как и привязанность к Ану, чувства по отношению к Люсьену продлились всего около восемнадцати месяцев. В конце 1895 года письма Пруста еще начинались словами «дорогой друг». Весной 1896 года после отъезда Люсьена с родителями в Венецию Пруст, чувствуя себя брошенным, пишет: «В вечер нашего расставания мне особенно грустно было видеть Ваш легкий прощальный жест рукой, который обычно сопровождался словами “до завтра”. Это “до свидания”, за которым никакого свидания не последует в течение очень долгого времени, было очень печальным». А уже весной 1897 года в письмах друзей появились первые упреки в нежелании делиться новостями, просьбы же о свиданиях оставались без ответа.
Люсьен, второй сын Альфонса Доде, был на семь лет младше Пруста, он родился в 1878 году. Его характер определялся тем, какое положение он занимал в своем семействе. В отличие от брата Леона и отца Люсьен не чувствовал в себе какого-то творческого дара. В момент сближения с Прустом он еще надеялся стать знаменитым художником и до 1907 года участвовал в разнообразных выставках. Он даже учился какое-то время у знаменитого Джеймса Уистлера, но это не только не придало ему уверенности, но, напротив, вызвало еще большее разочарование в собственных способностях. Поскольку Уистлер привил ему умение различать подлинное произведение искусства от подделки, это качество Люсьен начал применять прежде всего к своим собственным не совсем удачным опытам. С 1907 года Люсьен попробует писать, он даже создаст несколько книг, однако они не принесут ему большого успеха. Сегодня он известен прежде всего как биограф своего отца и императрицы Евгении, а также автор воспоминаний о Марселе Прусте.
Люсьен, таким образом, чувствует себя неудачником в своей собственной семье. Но если он не может похвастаться явными талантами, то обширных познаний в литературе и искусстве у него не отнять: даже в его собственной семье, где никого не удивить широким кругозором, его прозвали Господин Всезнайка. К интеллектуальным способностям добавляется психологическая тонкость и крайняя чувствительность, которые сближали его с не менее тонкокожим Прустом.
Между Прустом и Люсьеном, если заглянуть поглубже, было и еще несколько важных точек соприкосновения. Например, такая довольно неожиданная, как чувство юмора. Биографы редко упоминают о юморе Пруста, которого чаще всего представляют жалующимся на свое здоровье или на нечувствительность окружающих. А между тем именно в отношениях с Люсьеном это качество характера Пруста проявилось очень ярко. Люсьен и Марсель, часто появлявшиеся на светских раутах вместе, стали выделяться в толпе чинных посетителей взрывами неудержимого хохота. Причиной их смеха было, например, самоуверенное поведение Робера де Монтескью: за очередной приступ, который не смогли остановить даже возмущенные взгляды графа, Прусту пришлось извиняться в одном из писем обиженному денди.
Марсель и Люсьен прекрасно понимали друг друга еще и потому, что оба они имели склонность к снобизму. Люсьен, которого Леон Доде называл «аристократом семейства», дошел до того, что признался в своей готовности отдать все на свете за то, чтобы его фамилия писалась с апострофом после «Д». Впрочем, блестящую светскую карьеру ему удалось сделать и без апострофа. С 1896 года он сблизился с императрицей Евгенией и благодаря этому знакомству ему в течение всего нескольких лет удалось увидеть представителей всех королевских фамилий Европы. Несмотря на явное желание Пруста войти в этот избранный круг, Люсьен так никогда и не представит его императрице. В своих воспоминаниях о Прусте Люсьен с характерным для него высокомерием отметит, что Марсель, описывая приемы у герцогини Германтской в своем романе, в реальной жизни не был на них допущен.
