– Что?! Вы убили всех своих женщин?! – в ужасе выкрикнула я, крепко прижимая к себе Бриони. – Да вы просто гнусные чудовища!
От меня не укрылось, как Скользящий дернул хвостом, что бывало, когда что-то его раздражало или ему грозила опасность. Впрочем, он даже не взглянул в мою сторону, как будто я не произнесла ни слова.
– Женщин группами стащили вниз по ступеням, – медленно произнес он. – Им перерезали горло и подвешивали на цепях, свисавших с крыши стадиона. Они висели там, пока кровь до последней капли не вытекла из их тел, образовав на льду арены озеро. Она не замерзала, потому что из воздуховодов по бокам арены подавался теплый воздух.
Все делалось быстро и четко. Как только в теле не оставалось крови, его снимали с цепей и уносили на ступени, после чего его место занимало другое. Наши женщины не сопротивлялись. Большинство покорно встретили свою смерть. Лишь некоторые кричали в страхе, увидев нож. И крайне редко огромное пространство стадиона оглашалось истошным воплем ужаса.
Работа продолжалась семь дней. Постепенно арена наполнилась кровью почти на высоту плеч. Время от времени маги, помешивая, добавляли в нее другие жидкости, чтобы она не свертывалась. Наконец это безумное деяние завершилось.
В конце седьмого дня была убита последняя женщина, и наше племя состояло исключительно из мужчин. Путь был расчищен, слабость вырвана с корнем, позорные пятна смыты. По крайней мере, так нам тогда казалось.
– Ничего не понимаю, – произнесла Грималкин. – О какой слабости ты говоришь?
– Мы считали, что женщины делают нас слабыми. Что они размягчают нашу волю, ослабляют свирепость, которая так необходима воину.
– И ты в это веришь? – спросила Грималкин, глядя Скользящему прямо в глаза.
Тот покачал головой:
– Воин всегда должен быть начеку, чтобы не допустить размягчения своей натуры, причиной чему могут быть самые разные вещи. Согласен, массовое убийство женщин было актом безумия, но такое может случиться с любым сообществом.
Мне стало не по себе. Однако я удивилась еще больше, когда Грималкин сказала:
– Пожалуй, ты прав.
– Конечно, подобные события невозможно предсказать, но что касается моего собственного народа, то я уверен, что безумие еще вернется. И мне известно, при каких обстоятельствах это случится.
– У тебя есть какие-то доказательства? Или для кобалов это просто общеизвестный факт? – уточнила Грималкин.
– Это вера, за которую они слепо цепляются. Но мы, маги, попытались заглянуть в будущее, и считаем, что такое вполне может повториться.
– И когда же это произойдет?
– Я не знаю когда, но знаю почему, – ответил Скользящий. – Когда родится наш бог Талькус, сила кобалов утроится. Мы выйдем из стен Валькарки в священной войне, которая сотрет род человеческий с лица земли. Так считают мои соплеменники. Они алчут безумия всеобщей войны.
– Похоже, ты говоришь правду, – сказала Грималкин. – История твоего народа ужасна. И это объясняет, почему вы крадете человеческих женщин и превращаете их в рабынь. Но хотя я против этого всеми фибрами моей души, я сдержу свое слово в том, что касается продажи Нессы. Я тайком покину твой город, однако вскоре снова присоединюсь к вам. Сначала я вместе с тобой доставлю младшую сестру на юг родственникам, после чего мы вместе отправимся к горам Дендар. Хочу увидеть кулад Карпоты, где на рынке продают человеческих невольниц.
Услышав ее слова, я невольно всхлипнула. На миг мне показалось, что Грималкин потребует у Скользящего, чтобы тот отпустил меня вместе с Бриони. Увы, теперь я поняла: эта ведьма сдержит данное ему обещание, она такой же зверь, как и он сам. Кобалы убили своих женщин, и вот теперь меня продадут одному из этих мерзких чудовищ.
Глава 22
Кангадон
Мы покинули Валькарку на хороших скакунах, подкованных на кобаловский манер так, чтобы им было легче ступать по снегу. В переметных сумах, притороченных к седлам, у нас было зерно, чтобы кормить в пути лошадей, и на всякий случай некоторое количество ошера. Была в них и наша собственная провизия.
Ведьмы нигде не было видно. Похоже, она поступила как и обещала – тайком покинула Валькарку и двигалась впереди нас.
Обе пурры наконец прекратили лить слезы, но были бледны и не решались поднять глаз, – судя по всему, они по-прежнему горевали. Видя их глупость, я лишь покачал головой. Что случилось, то случилось. Какой прок постоянно думать об этом? Воистину слабые существа эти люди!
У городских ворот Верховный маг Балкай, старший в Триумвирате, холодно попрощался со мной и проводил меня недобрым взглядом. Я знал: маги хайзды не пользовались его благосклонностью. Ему было не по нраву, что мы жили сами по себе, вдали от города, что лишало его возможности следить за нами и контролировать наши действия.
– Ты покидаешь город победителем, – произнес он и, наклонившись к моему правому уху, чтобы окружающие его не слышали, шепотом добавил: – Возможно, твоя магия и помогла тебе на арене, но дни твои сочтены.
– Я не пользовался на арене никакой магией, – ответил я и не покривил душой. – Однако прежде чем приехать сюда, я на законных основаниях воспользовался ею, чтобы получить назад принадлежащих мне пурр. Это мое право. Это часть моей натуры!
– Мы никогда не забудем того, что ты сделал, – вам, магам хайзды, следует преподнести урок. В этом нет ничего личного, но я обязан сделать это для поддержания нашей власти. За тобой придет Эбис, глава шайксы, и он будет вооружен Кангадоном, Копьем, которое невозможно сломать.
– Я обелил свое имя, сражаясь с хаггенбрудом. Пурры были признаны моей собственностью, мне же было даровано право беспрепятственно уехать из города. Высылая мне вслед асассина, ты нарушаешь закон! – с вызовом прошипел я.
– Послушай, ты, дурень! – продолжил Балкай, шепча мне прямо в ухо. – Мы, члены Триумвирата, всегда исходим из собственных интересов и, когда нам это выгодно, издаем или нарушаем законы. Желаю тебе удачного пути, пока смерть тебя не настигнет.
Я поклонился и одарил его язвительной улыбкой:
– Спасибо тебе за хорошие новости, повелитель! Как только я убью Эблиса, я повешу его уродливую голову на самом высоком суку моей гханбалы. Сейчас в моей хайзде ранняя весна, и вороны голодны. Думаю, они сочтут его глаза отличным лакомством.
Не удостоив мага даже взглядом, я запрыгнул в седло и направил коня вдогонку Нессе и Бриони, прочь из Валькарки. Я скакал, чувствуя, как глаза Баклая сверлят мне спину. Верховный маг буквально кипел от злости. Я же был готов петь от радости.
Честно говоря, я надеялся уехать из города, увенчанный славой, оставив за спиной все те неприятные вещи, которые мне довелось здесь пережить. Однако некоторые кобалы злопамятны и не так-то легко забывают обиды. Похоже, Балкай задумал предпринять еще одну попытку разделаться со мной.
