Элла была не дома. Она сидела в машине на водительском месте. Рядом с ней находился мужчина в милицейской форме. Вот так номер! Жена нарушила правила дорожного движения? Не может быть! Она в принципе не может их нарушить. У нее мышление такое, особое… правильное… безошибочное… Да и зачем бы гибэдэдэшнику ехать с ней к дому? Может, он и не гибэдэдэшник… Погоны старшего лейтенанта…
Лукьянов подошел почти вплотную к машине, но ни жена, ни лейтенант, занятые чересчур напряженным разговором, его не заметили. Иван Андреевич постучал согнутым пальцем по автомобильному стеклу. Он всего лишь хотел дать знать Элле, что пришел. Она, увидев мужа, чудовищно изменилась в лице. Оно стало некрасивым от испуга. Нет… не от испуга… От ужаса. Он явственно плескался в ее глазах. Лукьянов испугался ответно. Неужели Элла кого-нибудь сбила? Насмерть? Он нервно подергал ручку двери и крикнул:
– Элла! Что случилось?! Открой немедленно!
Жена продолжала смотреть на него с выражением такого животного страха на лице, будто видела перед собой не мужа, а осклизлого гуманоида. Лейтенант, наоборот, выглядел совершенно спокойным и рассматривал Лукьянова с нескрываемым интересом.
Наконец дверь открылась именно со стороны лейтенанта. Он выпростал свое крупное тело из Эллиной машины и представился:
– Старший лейтенант Константин Ермаков.
– В чем дело, старший лейтенант? – спросил Иван Андреевич, и тут же из другой двери выскочила жена.
– Я тебе сейчас все объясню… – начала она, подрагивая губами. Лицо ее было серым и больным.
– Не надо, Элла, – остановил ее Ермаков.
Лукьянова неприятно резануло панибратское «Элла». Что он себе позволяет? Даже если жена что-то нарушила, он не имеет никакого права…
– Видите ли, Иван Андреевич… – начал старший лейтенант, – …тут такое дело… Нехорошо его обсуждать на улице. Может быть, пройдем… к вам домой?
– Нет! – неприятно взвизгнула Элла.
– Пройдемте, – согласился Лукьянов и сделал широкий пригласительный жест рукой. И в самом деле, некрасиво, что жена так визжит на улице. Вон… к окну на первом этаже уже прилипла Ирина Максимовна, известная сплетница. В ее вечно воспаленном мозгу наверняка уже сложился целый мелодраматический сериал.
И только в лифте Иван Андреевич удивился тому, что лейтенант Ермаков, оказывается, знает его имя-отчество. Впрочем, стоит ли так удивляться-то? Конечно же, Элла за какой-то надобностью назвала имя мужа. У кого же ей искать защиты, как не у самого близкого человека.
Оказавшись в квартире, Лукьянов сразу провел гостя в комнату, усадил в кресло, сам сел напротив и спросил:
– Чем могу служить?
– А я вас примерно таким и представлял, – сказал лейтенант и несколько смущенно улыбнулся.
– Простите… что вы говорите? – Иван Андреевич решил, что ослышался. Зачем милиционеру как-то его представлять? С чьих слов? Не с Эллиных же!
– Я говорю, что таким вас и представлял, интеллигентным, вежливым и…
– И?
– И… каким-то незащищенным, что ли…
– Послушайте, лейтенант! – рассердился наконец Лукьянов. – В чем дело? Не заговаривайте мне зубы! Что случилось-то?
– Костя… не надо… – прошептала Элла, и Иван Андреевич сразу все понял. Костя… Вот он каков! Костя… Ну конечно же! Никаким другим образом Элла не могла привлечь внимание милиции, кроме как…
– Ах… вот оно что… – растерянно произнес он, продолжая разглядывать Ермакова. Да-да… если уж Элле и менять мужа, то именно на такого… Этот Костя – полная противоположность ему, Ивану: крепкие сильные ноги, мощный накачанный торс, огромные кулачищи и простое, без претензий лицо. Пожалуй, лобик несколько узковат… Впрочем, к черту теорию Ламброзо! Самым умным учащимся колледжа, где преподавал Лукьянов, был Вадик Сергачев, огромный нескладный детина с совершенно тупым лицом и расплющенным боксерским носом.
– Да… вот так оно получилось… – ответил уже без всякой тени смущения Ермаков. – Собственно, я пришел, чтобы… просить у вас, Иван Андреевич… руки вашей жены… в общем…
Растерявшийся от такой откровенности, Лукьянов перевел взгляд на Эллу. Она скорчилась в углу дивана, закрыв лицо руками. Ее плечи вздрагивали.
– Но… она почему-то не радуется… – сказал Иван Андреевич, кивнув в сторону жены. – Как же я могу вас… так сказать… благословить, если… если невеста в слезах?
– Это слезы счастья, – заверил его Ермаков. – Тем более что…
– Что?
– Ну-у-у… Вы тоже сможете наконец стать счастливым.
– То есть?
– Элла говорила, что вы любите другую женщину, а потому все может устроиться самым наилучшим образом для всех.
Лукьянов не нашелся что ответить. Не вываливать же на незнакомого человека свои сомнения и страхи. Он смог только, как дятел, продолдонить:
– Да-да…
– То есть вы в принципе согласны на мой брак с вашей женой?
– На брак? Да-да… Если Элла так хочет…
– Не сомневайтесь, – в очередной раз заверил его старший лейтенант и поднялся с кресла. – Так что… я пока пойду… служба, знаете ли, не ждет… А вы решите с Эллой те вопросы, которые просто необходимо решить… Ну… вы понимаете…
Лукьянов качнул в знак согласия головой. Лейтенант усмехнулся и покинул квартиру. Иван Андреевич так и остался сидеть в кресле, Элла – в углу дивана. Довольно долго в комнате висело напряженное молчание, которое, конечно же, разорвала Элла:
– Ну не молчи, Ваня!!! – крикнула она. – Скажи же хоть что-нибудь!
– Что тут скажешь…
– Ты же умный! Найди какие-нибудь слова!
– Что-то никак не находятся… Ты его любишь, Элла?
– Какая тебе разница? Ты-то меня не любишь!
– А он?
– Он любит…
– Ты уверена?
– Да!
– Очень тяжело жить даже с любящим человеком, если сам к нему не испытываешь подобных чувств, – наконец изрек Лукьянов.
– Это ты о себе? – усмехнулась Элла.
– И о себе тоже. По-моему, мы теперь можем говорить вполне откровенно. Впрочем, думаю, что не сказал тебе ничего нового. Ты и так все знала. До последнего надеялась разбудить во мне ответную любовь, пока любила сама. Разве не так?
– Допустим…
– Но если ты не любишь этого старшего лейтенанта, то… пожалуйста, не делай глупостей. Тебе не станет лучше в замужестве с нелюбимым.
– Мне с тобой… ужасно, Лукьянов! – выкрикнула Элла. – Я с ума схожу! А Костя… Он совершенно другой! С ним я чувствую себя женщиной! Я давно отвыкла от этого! Я привыкла все тащить на себе, а он… Он готов сам… понимаешь…
– А ты уверена, что тебе понравится быть под мужским каблуком?! Ты не просто привыкла мной руководить. Тебе это нравится. Это стиль твоей жизни: дома… на работе… все у тебя в подчинении. Тебе нелегко будет… подчиняться самой… Думаю, быстро надоест быть рабой и… гражданочкой…
