Мне стало интересно, на что так внимательно смотрят гости «Шварцберга». Я подошла и облокотилась на перила.
— Нет, вы только гляньте, что вытворяет! — с осуждением в голосе проговорила старшая из сестер Вострецовых.
Я заметила, что сестры держатся особняком — в беседы с остальными гостями не вступают, гуляют парочкой. Может быть, дело было в языковом барьере? Младшая из сестер немного говорила по-английски — на уровне средней школы, но понять все-таки можно. А вот старшая никаких языков, кроме русского, не знала. И еще у меня создалось впечатление, что сестры слегка стесняются. Шубы и чемоданы у них были дорогие, но отчаянно новые. Мне показалось, что за границей Вострецовы в первый раз. Видимо, не всегда они могли позволить себе отдых в Швейцарии и изменения в лучшую сторону случились в их жизни совсем недавно.
— Взрослая женщина, а туда же, — поддакнула младшая. — И ведь не боится шею сломать.
Я взглянула вниз и поняла, к кому относились замечания вредных сестричек.
На боковой трассе, предназначенной для сноубординга, выделывалась дылда-норвежка. В ярко-алом комбинезоне, без шлема, дамочка широкими плавными зигзагами вспарывала снег. Короткие рыжие волосы спортсменки трепал ветер. Внимание публики явно нравилось норвежке — она то и дело отвлекалась от катания, чтобы замереть в эффектной позе и бросить взгляд на столпившихся на площадке людей.
Что ж, в мастерстве норвежке не откажешь — каталась она отлично. Трасса была сложноватой — как для фрирайда. Хозяин явно не утруждает себя тем, чтобы обработать и уложить снег ратраком — специальной машиной. Снег под доской норвежки представлял собой типичный «пухляк» — нетронутую целину. Но дамочке это не мешало. Она была настолько уверена в себе, что даже защитой не пользовалась! Доска у норвежки была ярко-желтая, разновидности «ласточкин хвост» — с раздвоенным хвостом и широким носом. И владела ей бордерша исключительно умело.
Гости «Шварцберга» восхищались катанием норвежки.
В вечном противостоянии лыжников и сноубордистов, они же бордеры, я всегда на стороне первых. Лыжи — это для меня! А на досках пусть серферы катаются в Майами-Бич. Однако после одного особенно восторженного замечания Лили Вострецовой я не выдержала. Мы, тарасовские, тоже кое-что можем. И сейчас это продемонстрируем.
Я вышла на стартовую площадку трассы, предназначенной для лыжников. Застегнула крепления. Надела и тщательно проверила шлем — я не из тех пижонов, что готовы рисковать жизнью по пустякам. Мои мозги мне еще пригодятся, негоже разбрасывать их по склонам. Я надела перчатки и закрепила на запястьях темляки палок. Надвинула очки — не люблю, когда снежная крупа в лицо, так можно и глаза повредить.
Ну вот, теперь я готова показать, на что способна.
Я оттолкнулась и начала спуск. По международной классификации уровень сложности трасс в «Шварцберге» был «черный», без всяких оговорок. То есть предназначены они были для тех, кто знает, как стоять на лыжах. Именно поэтому здесь не встретишь визжащую блондинку, не умеющую затормозить на спуске, или детишек в полной защите, гуськом съезжающих следом за инструктором, как утята за мамой-уткой.
Интересно, что из всех гостей «Шварцберга» — вообще-то горнолыжного курорта, на минуточку, — катаемся только мы с норвежкой. Как-то это странно, а?
Я не успела додумать эту мысль. После одного моего особенно эффектного виража люди за моей спиной разразились истерическими криками. Я не успела отъехать далеко от площадки и не без труда, но все-таки остановилась. Конечно, катаюсь я неплохо. Но точно знаю — не настолько виртуозно, чтобы так вопить при виде Жени Охотниковой на снежном склоне.
Значит, что-то случилось. Может быть, норвежка свернула себе шею? А вот не надо пренебрегать защитой! Может быть, моей сопернице требуется помощь?
Я повернулась и увидела. То, что вызвало такую бурную реакцию у гостей «Шварцберга», находилось совсем рядом. Очевидно, мой маневр на лыжах заставил снег сместиться и обнажил часть склона. Из-под снега торчала рука. Мужская рука со скрюченными пальцами.
Глава 3
Да, знаю — надо было оставить все как есть, не трогать, не вмешиваться. Но меня много лет подряд учили служить и защищать. Это было вбито в меня на уровне рефлексов. А вдруг этот человек еще жив? Вдруг его можно спасти?
Я приблизилась к телу и расчистила снег. На меня смотрело уже знакомое лицо. Глаза закрыты, открытый рот набит снегом. Теперь я знаю, куда подевался труп «афганца»
Саши.
На площадке кто-то пронзительно завизжал. Сестры Вострецовы жадно таращились на тело. Супруга миллионера Кабанова ахнула и повалилась в обморок.
— Позовите хозяина! — крикнула я. — Немедленно!
Послышался мягкий шорох снега, и возле меня затормозила норвежка. Видимо, сноубордистке тоже хотелось посмотреть на труп.
Телохранители Кабанова были парализованы упавшей им на руки дамой. Учитель музыки поспешно уводил Ванечку с площадки. Единственный, кто сохранил самообладание, был миллионер. Дмитрий Юрьевич быстрым шагом ушел в дом и вскоре привел хозяина. При виде трупа Гримальди позеленел. Да уж, не позавидуешь толстяку! Теперь убийство, что случилось в «Шварцберге» в ночь на тридцать первое декабря, не скрыть. Вот он, труп, — при свете дня, при свидетелях. Наконец-то за дело возьмется полиция.
— Полиция! — завопила Тамара Вострецова.
Полицейский комиссар прибыл в «Шварцберг» спустя три часа после звонка Альдо Гримальди в полицию. Был он упитан, невысок, с большим уютным животом, и казался братом хозяина — по крайней мере, двоюродным. Может, все дело в том, что оба — уроженцы здешних мест?
Комиссар выбрался из кабины подъемника, передернулся на холодном ветру и поспешил укрыться в тепле. На труп, так и лежащий посреди лыжной трассы, толстяк бросил всего один беглый взгляд. Поскольку время перевалило за полдень, погода начала портиться, следуя местной традиции. Побоявшись, что тело занесет снегом, мы с норвежкой обозначили лыжными палками место, где из-под наста торчала рука.
Но комиссара покойник ничуть на заинтересовал — гораздо больше господина Розенблюма влекла возможность допросить постояльцев. Он попросил гостей собраться в столовой. Но семейство Кабановых в полном составе (и, конечно же, вместе с охраной) проигнорировало его требование. Синьора Фаринелли с дочкой тоже отсутствовали.
— Давид Розенблюм, комиссар полиции, — так представился вновь прибывший, поправляя под мышкой толстый, туго набитый портфель. Сняв длинную, до колен старомодную куртку и размотав шерстяной яркий шарф, полицейский комиссар остался в твидовом костюме. Был даже жилет, а из кармашка свисала довольно толстая серебряная цепочка. Такое чувство, что этот господин явился в «Шварцберг» не из городка под горой, а прямиком из 1910 года. А уж когда Давид достал трубку, деревянную изогнутую трубку, и положил ее на стол перед собой, мне показалось, что сейчас заиграет музыка, по экрану побегут титры, и я окажусь в одном из своих любимых фильмов в жанре классического детектива.
