Гримальди, конечно, лгал — он знал свой отель до последнего камешка. В то время, когда разъяренные охранники вымещали злобу на Альдо, я ползла по вентиляционной шахте, изо всех сил работая локтями. Наконец откуда-то потянуло холодом, и шахта расширилась. Я развернулась ногами вперед, выбила решетку, вылезла в отверстие, повисла на руках и наконец спрыгнула на каменный пол.
Под моими босыми ногами изморозь, которой были покрыты каменные плиты, быстро таяла. Я огляделась. Как и предсказал Гримальди, я находилась в кладовой, причем в дальнем конце, в котором я еще не бывала. Здесь было очень холодно — градусов десять ниже нуля. Нужно быстро выбираться отсюда, а не то долго мне здесь не выдержать. Время не ждет — я должна сделать то, ради чего совершила побег, ради чего сейчас терпел побои Гримальди.
Альдо объяснил мне, как выбраться из подвала. Но сразу вылезать нельзя — пусть охранники решат, что я выбралась по лестнице наверх — как поступил бы любой здравомыслящий человек на моем месте. Зачем заложник сбегает из-под стражи? Чтобы спасти свою драгоценную жизнь, чтобы подать сигнал о помощи. Ничего подобного я делать не собиралась, так что придется подождать. Ох, до чего же холодно!
Пританцовывая на месте, я обернулась — и едва не заорала от ужаса. Нет, это невероятно! Я что, обречена до конца жизни находить труп этого человека?!
Он снова был здесь. Александр Мамаев, он же Карим Парвиз Шад, лежал у стены. А рядом с ним… Я подошла ближе и опустилась на колени. Анна Сольвейг Кристиансен, агент Интерпола, она же Инга Яковлева, покоилась тут же. Изморозь покрывала ее лицо, открытые глаза.
Значит, она была права, а Давид Розенблюм лгал. Его рассказ о том, что рано утром двое полицейских прибыли в кабинке подъемника и увезли труп Саши в полицейский морг, был ложью от начала до конца. Получается, он точно не был комиссаром полиции, а был просто еще одним злодеем, с неизвестной мне целью пробравшимся в «Шварцберг». И если бы его не прикончил сердечный приступ, случившийся из-за разреженного воздуха, или, возможно, пули охранников, кто знает, что устроил бы нам этот толстяк в твидовом костюме…
Инга лежала на спине и выглядела точно так, как в тот момент, когда я ее оставила, только входное отверстие пули чернело на лбу. Развороченного выстрелом затылка видно не было, кровь уже замерзла и совсем не оставляла следов на моих руках, когда я принялась раздевать тело.
Мне было жизненно необходимо согреться, причем немедленно. Поэтому я мысленно попросила прощения у агента Интерпола и позаимствовала ее куртку, носки и ботинки. Через какое-то время я поняла, что смерть от переохлаждения мне уже не грозит. Я исследовала карманы — в куртке сноубордиста их множество — и обнаружила энергетический батончик и свернутый вчетверо лист бумаги. Записка была засунута в поясной карман, и я нашла ее просто чудом. Самое поразительное, что она была адресована мне. «Здравствуй, Женя Охотникова. Ты меня, скорее всего, не узнала, потому что прошло столько лет с того дня, как мы виделись в последний раз…»
Я помотала головой, прогоняя слезы. Видимо, Инга написала это заранее, скорее всего, вчера днем, перед тем, как пуститься в опасный путь вниз. Вначале излагалось то, что я и так уже знала: Инга напоминала о совместной учебе, объясняла, кто она такая и зачем приехала в «Шварцберг». Самым ценным в этом послании с того света были контакты. В записке содержался электронный адрес, по которому можно связаться с ее группой — той самой, что находилась в городке под горой.
Что ж, пришлось на ходу корректировать мой план. Я не рассчитывала на такой подарок судьбы, как записка, написанная Ингой. Мой первоначальный план состоял в том, чтобы выведать, где скрывается Доплер со своей семейкой, затем вывести из строя охранников, раздобыть оружие, после чего пробраться в его крысиную нору и заставить пожалеть о том, что ему вообще пришло в голову слово «Шварцберг». Международный преступник Доплер, конечно, крут… но с господином Кабановым я как-нибудь справлюсь.
У меня не было стопроцентной уверенности в том, что все получится. Но сидеть, как крыса в ловушке, и дожидаться, когда тебя убьют, — это не по мне.
Я покинула кинозал в подвале отнюдь не ради спасения собственной жизни, хотя я ею, признаться, дорожу. У меня было несколько целей.
Первая состояла в том, чтобы передать информацию, что происходит в «Шварцберге», сотрудникам Интерпола и запросить помощь. Может быть, нас еще успеют спасти. Для этого нужно было сделать так, чтобы кому-то из заложников разрешили хоть на время покинуть подвал. Я надеялась, что это будет Леодегранс. Никто, кроме меня, не раскрыл маскарада мошенницы, и маска слабоумного подростка все еще защищает девушку.
У Леона при себе телефон. Никто не потрудился отобрать его у дурачка, пусть себе тешится игрой «Ферма» и тетрисом, ведь сигнала все равно нет!
Но сигнал появится — пусть и на очень короткое время. Я должна найти и вывести из строя, хотя бы ненадолго, «глушилку» — подавитель сигнала. А для этой цели мне нужно заполучить хотя бы одного из охранников. Главное условие — чтобы у меня было оружие, а у него не было.
Распределительный щит с предохранителями располагался в конторе Альдо, прямо за его конторкой. Я прокралась в этот закуток. Пошарила на всякий случай в столе — вдруг у Гримальди там завалялся заряженный пистолет? Никакого пистолета, конечно, не обнаружилось. Зато я нашла ракетницу и единственный заряд — с красной маркировкой, очевидно, чтобы подать сигнал тревоги в случае чего. Да, этот «случай чего» явно уже наступил!
Что ж, пора начинать игру в кошки-мышки со смертельным исходом. Но сначала я должна выбраться отсюда и подать сигнал. Мы договорились, что таким сигналом станет отключение электричества. Так что я открыла щиток и опустила один за другим все предохранители. Свет в «Шварцберге» мгновенно погас.
Я поспешно покинула опасную позицию. Конечно, можно было бы подождать Резвого или Хромого в темноте с каким-нибудь подручным средством, но мне как-то не хочется словить пулю. К тому же я не хотела оставить отель без электричества, иначе просто разбила бы распределительный щит.
Вскоре в вестибюле послышались тяжелые шаги. Это шел Хромой. Круг света от фонарика прыгал перед ним, выхватывая из темноты то носки его ботинок, то преграждающий дорогу стул.
Подойдя к щитку, охранник удвоил осторожность, так что я позволила ему включить свет в отеле и беспрепятственно покинуть холл.
Я вырубила электричество не для того, чтобы подразнить охранников. Отключение света было сигналом для заложников. Сигналом, что пора действовать. Я знала, что происходит сейчас внизу в кинозале. Сильвана Фаринелли вдруг начинает громко протестовать. Певица жалуется, что их содержат в нечеловеческих условиях, требует пищи, воды и лекарств для дочери. Остальные заложники начинают присоединяться к этому хору недовольных.
Теперь остается рассчитывать только на то, что нервы у охранников не железные. Мой главный козырь в том, что эти парни не привыкли действовать самостоятельно. То есть пристрелить вас, конечно, без команды они могут, а вот на любое действие им нужна санкция босса.
