Майя садится и смотрит на детей.
– Они милые, – говорит она.
– Ты считаешь?
– Да, погляди на них.
– По мне, так лучше бы эти милашки отошли от нас метров хотя бы на десять.
– Почему ты злишься?
– Я не злюсь.
– Злишься.
– Просто меня раздражает, что они играют тут, у меня на голове.
– Родители, наверное, не разрешают им убегать далеко, так удобнее за ними присматривать.
– Родители тоже могли бы отодвинуться от меня подальше.
– Ты несправедлив.
– Я очень даже справедлив.
– Просто тебя все раздражает.
– Да.
– Видишь, ты это признаешь.
– Да, я только что проснулся.
– Так сходи окунись.
– Нет, я хочу сидеть здесь и наслаждаться песком, который летит мне в лицо из-под ног этих дивных созданий.
Майя поднимается и протягивает мне руку.
– Пойдем.
– Сейчас?
– Да, сейчас.
Она берет свое полотенце, отряхивает с него песок и обвязывает его вокруг бедер. Мы огибаем ватагу детей и спускаемся к воде.
6
День клонится к вечеру, накрывая своим светом городские дома, будто оранжевой защитной пленкой. Мы едем по аллее в сторону церкви, а солнце тем временем садится в море. В небе над нами внезапно появляются летучие мыши, огибая в своем зигзагообразном полете верхушки пальм. Мы пересекаем площадь перед церковью и оставляем скутеры на небольшой парковке справа от здания. На ступенях церкви и на скамейках на площади сидят туристы и местная молодежь с бутылками вина и стаканчиками, тут полно влюбленных парочек.
Майя подводит губы, смотрясь в боковое зеркало скутера. Я бросаю взгляд вниз на город и море, и у меня вдруг появляется ощущение, как будто я стою посреди комнаты. Как будто пространство утратило безграничность, и на горизонте со всех сторон вокруг меня выросли стены. Мне уже приходилось испытывать подобное во время поездок на юг. Даже в таких городах, как Мапуто, лежащих на побережье, где взгляд простирается на многие километры, куда ни глянь, все равно появляется это чувство. Это не связано с клаустрофобией, скорее ты чувствуешь, что оказался внутри купола. Ощущаешь границы. Это происходит в южных странах и всегда по вечерам, вскоре после захода солнца. В дневное время, пока видно солнце, никаких границ нет, стены вырастают, когда оно скрывается. Возможно, причиной тому нагретый вакуум, остающийся на месте зашедшего солнца, наверное, он создает иллюзию конечности всего. Потому что на самом деле это, разумеется, иллюзия. Однако ощущение присутствия стен почти физическое. Я спросил Майю, знакомо ли ей это чувство, но она не поняла, что я имею в виду. «Какие еще иллюзии?» – сказала она.
Она просовывает свою руку под мою. Бедро касается моего колена. Она надела черные шелковые брюки. Ради меня. Она знает, как это меня заводит, когда я вижу ее в этих брючках, подчеркивающих изгибы ягодиц и плотно облегающих лобок. От колен вниз они расширяются, напоминая платье танцовщицы фламенко. Мне нравится в них то, что они элегантны и в то же время дерзко выставляют фигуру напоказ.
– Куда пойдем есть? – спрашивает она.
– Куда хочешь.
– Выбор за тобой.
– Как насчет вон того ресторанчика?
Я киваю в направлении старого маяка в конце городского пляжа. В помещении смотрителя находится самый старый и дорогущий рыбный ресторан в этом городке.
– Как раз о нем я думала, – говорит она.
– Почему было не сказать сразу.
– Просто будет лучше, если ты сам выберешь.
– Почему?
– Так.
С площади мы сворачиваем на улочку, ведущую вниз, к пляжу. Спуск крутой, Майя на шпильках, и мы вынуждены спускаться очень осторожно. Она опирается на меня, чтобы не подвернуть ногу на булыжной мостовой. На улице ни одного фонаря, и выбоины не видно, пока в них не наступишь. Несколько раз Майя спотыкается и цепляется за мою руку.
Улочка продувается бризом с моря. Где-то там, в конце, светятся гирлянды ресторана. Ветер доносит с набережной звуки, голоса, шаги по асфальту. Из окна над головой звучит музыка, забойные пассажи на электрогитаре и высокий голос Мэрилина Мэнсона, летящий нам вслед по улице.
And I’ll put down your disco
And take your heart away
I’ll be born again
I’ll be born again
I’ll be born again
I’ll be born again
[1]
В ресторанчике на маяке все столики заняты. Мы садимся за длинную стойку бара из красного дерева и ждем. Майя заказывает нам обоим «Кир Рояль». Мы наблюдаем за стремительными движениями бармена. Хлопок пробки, исчезнувшей в его ладони, шампанское, пузырящееся в бокалах. Он придвигает бокалы к Майе. Свитые из пузырьков канаты поднимаются вверх по светло-розовой жидкости.
– Это твой, – говорит Майя.
Она протягивает мне бокал. Коктейль сладкий и в то же время с кислинкой, пузырьки щекочут нос. Пока бармен застыл в ожидании, расставив бутылки перед собой на стойке, мы осушаем бокалы. Чем чаще повторяешь заказ, тем меньше выветрится шампанское в бутылке. Майя кивает бармену, мы быстро опрокидываем в себя еще по коктейлю, и она тут же заказывает еще два, даже не посоветовавшись со мной.
– Нам еще ехать домой, – говорю я.
Майя поворачивается ко мне, кожа вокруг губ напряжена.
– Все, все, молчу, – говорю я.
– Мы же не сейчас возвращаемся в гостиницу.
– Но нам еще ужинать с вином.
– Да.
– Я ничего не имел в виду.
– Спасибо, что объяснил. Так что бери свой бокал.
Я отказываюсь, покачав головой, и наклоняюсь к ней, чтобы поцеловать.
Я порядочно выпил, перед тем как прийти на вечеринку в университете. По вечерам я обычно ужинал с Николо в ресторане, где он работал. В тот вечер была не его смена, и повара приготовили нам специальное меню, так что, прежде чем отправиться в университет, мы распили не одну бутылку вина. Я рассказал Николо о девушке с лекций. И что иду на вечеринку, главным образом надеясь ее там встретить. Николо заверил меня, что она, конечно, придет. Я сомневался. Мне казалось, что она считала себя выше университетских сборищ.
Праздник проходил в одной из столовых в невысоком бетонном корпусе университета на острове Амагер. Едва мы вошли в здание через главный вход, как услышали разносящийся по темным коридорам пульсирующий ритм музыки. По стенам висели объявления и плакаты. Проходя здесь в дневное время, я почти никогда не обращал на них внимания. Теперь же, вечером, когда их было практически не видно в темноте, они напоминали мне музейные витрины с реликвиями вымерших племен.
