— Везде побачили? — как бы угадав ее мысли, поинтересовался Тарас.
— Веранда осталась. Но сегодня уже нет сил.
— Еще бы, — хмыкнул Тарас. — Весь день шукаете, я уж крышу настелил у одних там, а вы все роете. Як кроты! Ночевать где думаете? Тут нельзя.
— А мы хотели тут, — растерялся Андрей.
— Не, тут я вас оставить не можу. До нас пойдем, в подсобку.
— Нет уж, спасибо, — фыркнула Алька, вспомнив затхлую, грязную хибару и храпящего Петро. — Лучше на крылечке посидеть.
— Зря ты, — буркнул Тарас, заканчивая подметать. — Я ж там убрал. Петро в ночное рыбачить пошел, у нас еще две раскладушки есть. И повечерять не мешало.
— Пожрать охота, — подтвердил Андрей.
При его словах Алька почувствовала острую резь в желудке. Елки зеленые, это ж они с утра, кроме омлета, ничего не ели. Она-то ладно, а бедный Андрюшка! Алька посмотрела на него с благоговейным трепетом, почти как на святого. Подумать только, на какие жертвы он идет ради нее, да еще совершенно бескорыстно.
— Ладно, — согласилась Алька. — Идем вечерять.
Втроем они спустились вниз, заперли дом и перебрались на соседний участок. Вагончик действительно нельзя было узнать: пол явно вымыт, клеенка на столе начисто протерта, откуда-то появились два колченогих стула. А главное — в бытовке не было Петра, вид которого действовал на Альку устрашающе. На прежде не замеченной Алькой электроплитке у единственного крохотного окна кипела в котелке картошка.
— Сидайте, — пригласил гостей Тарас, сам полез куда-то на полку и вытащил большой кусок сала, обернутый в целлофан, и половину черной буханки.
Алька с наслаждением опустилась на стул, но тот угрожающе качнулся под ней. Андрей, увидев это, остался стоять в нерешительности, опасаясь, как бы другой стул не проломился под его могучей фигурой. Тарас, войдя в его положение, притащил со двора большое стесанное с одного бока полено, а сам пристроился на стуле напротив Альки. С голодухи картошка с салом показалась ей самой вкусной пищей на свете, а сам Тарас — почти лучшим другом. Обстоятельства первой их встречи совсем потускнели в Алькиной памяти, и осталась только благодарность за помощь, стол и ночлег. Поужинав и попив чаю, разошлись каждый в свой угол, Тарас — за занавеску, Андрей с Алькой — на раскладушки.
В бытовке наступили тишина и мрак, только в углу подмигивал красным глазком обогреватель. Алька лежала почти одетая, сняв лишь куртку и ботинки, укрытая не очень свежим, но теплым стеганым одеялом. Она так устала за день, что ее сразу сморил сон.
Проснулась она оттого, что кто-то ходил по комнате взад-вперед мимо нее. Потом послышался звон посуды, визгливо скрипнула дверь. Алька осторожно приоткрыла глаза. В вагончике было еще совсем темно, но крохотное окошко наливалось молочной белизной. Андрей спал, отвернувшись к стенке. Больше в бытовке никого не было. Алька взглянула на часы, с трудом различая деления на циферблате: шесть пятнадцать. Жуткая рань, но спать почему-то не хотелось. Алька поежилась — обогреватель был выключен, и комнатка постепенно остывала. Она потихоньку выбралась из-под одеяла, накинула куртку, зашнуровала ботинки. Нашарила впотьмах пудреницу в сумке, подошла к окну, как могла расчесала спутавшиеся волосы. Неплохо бы еще и умыться. Тут Алька вспомнила про висящий около плитки умывальник. Вода была ледяной и пахла железом, но от нее Алька ощутила невероятный приток бодрости. Она вытащила из сумки сигареты, зажигалку и, стараясь ступать тихо, чтоб не скрипели половицы, вышла за дверь.
Рассвет только начинался. Небо на востоке постепенно окрашивалось розовым, из чернеющих неясным силуэтом кустов робко свистнула какая-то птичка. Метрах в десяти от бытовки, около недостроенного сруба бани, на таком же полешке, который вчера заменил Андрею стул, только подлиннее, сидел Тарас и курил. Альку, подошедшую к нему, он не заметил и вздрогнул от неожиданности, когда она вынырнула перед ним из полумрака, точно призрак.
— Разбудил? — Он подвинулся на бревне. Алька присела на краешек, чиркнула зажигалкой. — А я не могу долго спать, — то ли похвастался, то ли пожаловался Тарас. — Привык. Мать всегда с рассветом вставала.
— Холодно. — Алька засунула заледеневшую руку в карман, другой продолжая держать сигарету.
— Сейчас ничего, — усмехнулся Тарас, — а вот в марте да, было дело…
— Вы что, всю зиму в этом вагончике прожили? — удивилась Алька.
— Не, — покачал головой Тарас. — Зимой мы в деревне были, у Коляна. Ходить до дач долго, а в деревне кому мы треба? Сами без грошей все. А с марта сезон на участках начинается… Вот у нас дома — там всегда тепло, хоть в марте, хоть в феврале. — Он мечтательно запрокинул вверх голову и вздохнул.
— А где дом-то?
— Та на Украине, под Мелитополем. Поселок у нас, Дружный называется.
— А сюда чего тебя принесло?
— Так там же как — работы нема никакой, зарплату не платят. У матери кроме меня еще четверо — три сеструхи и братан. Все младшие. Я осенью отслужил, вернулся, а под Рождество мы с Петром до Москвы подались. Только в Москве-то не берут никуда — паспорт иностранный, ерш твою мать! Хорошо, тут никому дела нема до прописки, а шабашки много: построить что, починить или огороды копать кому треба потом будет. Петро — дядька мой, он, почитай, все может зробитъ, хоть баню, хоть дом.
— Что ж, ты так тут и будешь торчать без документов? — посочувствовала Алька.
— А куда мне? Лето переждем, а там побачим. Да здесь нормально, скучно только. Девки из деревни приходят, правда, но то шалавы одни. — Тарас неожиданно хохотнул.
Алька вопросительно покосилась на него.
— Так, вспомнил. — Он махнул рукой. — Одичали здесь совсем за зиму.
Из вагончика, потягиваясь, вышел Андрей, оглядел двор, увидел Альку и Тараса, направился к ним:
— Мы завтракать будем, курильщики? Мне, в отличие от вас, сигареты пищу не заменяют.
Тарас последний раз затянулся, выкинул окурок, послушно поднялся и пошел в дом.
— Ему денег потом надо будет дать, — заметила Алька. — Он тут у всех на подхвате, вроде разнорабочего.
— О чем речь? Стольника ему хватит?
— Откуда я знаю? — пожала плечами Алька и встала. — Судя по его словам, дела у них идут не шибко. Стало быть, хватит, наверное.
Они позавтракали вчерашним хлебом и салом, выпили чай и снова принялись за поиски. Терраса оказалась здоровенной и заброшенной. Она была пристроена к дому явно гораздо позднее и совершенно не обжита. Сюда впопыхах сложили всякий ненужный мусор, в том числе и строительный, и в помещении было не пройти из-за нагроможденных повсюду тюков и ящиков. Алька и Андрей честно перерыли все это безобразие, но так и не добились успеха. Никаких следов кретовских работ найти им не удалось. Пошатываясь от усталости и разочарования, Алька вышла во двор. Андрей что-то говорил ей, утешая, строил дальнейшие планы, но она плохо слышала его. Последняя надежда угасла, и неизвестно, что ждет ее в Москве, может, смерть. Пока Алька была занята поисками, мысли о собственной участи ее не беспокоили. Но теперь она почувствовала себя совершенно беспомощной, ввязавшейся в неравную борьбу и обреченной. Даже стоящий рядом и улыбающийся Андрей не казался ей больше спасительным и надежным.
