Мариклод подошла поближе к Юме и, прищурившись, критически оглядела Марианну.
— Чего-то не хватает, — сказала она и поманила ее в кресло визажистки Лизанн. Марианна решила, что все выходит одновременно смешно и чудесно. Она отпила большой глоток «Беллини», который ей принесла Юма. Шампанское ударило ей в голову. Мир сделался неожиданно ярким.
Когда Лизанн закончила и поднесла ей зеркало, Марианна решила, что ей нравятся ее новые глаза. И рот. А остальное… Ее новая внешность не соответствовала тому, как она себя чувствовала. Несколько недель тому назад она казалась себе полумертвой. А теперь ощущала себя… на сорок. Или на тридцать. Какой-то другой. И немного навеселе.
Марианна спросила у Лизанн, как бороться с морщинами.
— Днем — дневной крем, вечером — вечерний, а ночью — любовник, — кокетливо пропищала Лизанн. — Или наоборот. Два любовника и один крем.
Когда Марианна оплачивала счет, Мариклод добавила:
— Вашему поклоннику наверняка понравится.
— Моему… кому?
— Или мужу.
Парикмахерша бросила взгляд на правый безымянный палец Марианны, но белая полоска уже исчезла, ведь руки загорели, недаром она каждый день подолгу бывала на солнце.
— Je ne comprends pas
[114], — поспешно сказала Марианна.
— У вас нет мужа? Вы теперь такая хорошенькая, что легко и замуж можете выйти, и парочку любовников завести. Может быть, не самых юных, но у нас тут немало найдется солидных господ. Вы на кого-нибудь уже положили глаз?
— Je ne comprends pas, — повторила Марианна, но почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо. Мариклод это тоже заметила. «К счастью, она не умеет читать мысли», — подумала Марианна, представив себе Янна Гаме и еще раз ощутив прикосновение его пальцев, как тогда, в саду у Паскаль.
— Колетт, какого любовника мы могли бы сегодня порекомендовать? — спросила парикмахерша галеристку. Рядом с ней Марианна внезапно почувствовала себя серенькой мышью, эдакой замарашкой.
Колетт посмотрела на Марианну раскосыми кошачьими глазами. На лице ее морщин было не перечесть, но держалась эта женщина в свои шестьдесят шесть лет по-балетному прямо, сохранила стройную фигуру и производила на Марианну глубокое впечатление.
— Спросим мадам, что ей видится, — ответила Колетт. — Есть мужчины, с которыми хорошо жить, но в любовники они не годятся. Есть мужчины, которые подходят для секса, но ни о наших проблемах, ни о наших чувствах и знать не хотят.
— Да. А бывают и вообще ни на что не годные, — заключила Мариклод. — Такие-то мне вечно и доставались, — со вздохом добавила она.
Марианна и Колетт вместе вышли из парикмахерской и двинулись по шедшей под уклон узенькой улочке. Когда они поравнялись с модным бутиком, Марианна остановилась.
— Пожалуйста, — начала она, — вы не могли бы мне помочь? Мне нужен… — Она показала на свою одежду. — Мне нужен стиль, — простодушно закончила она.
— Мода не имеет к стилю никакого отношения, — произнесла Колетт хриплым голосом курильщицы. — Важно только, что именно вы хотите скрыть. Или наоборот, показать, кто вы на самом деле.
Она протянула Марианне руку.
— Пойдемте. Посмотрим, какую женщину вы ото всех таили. А когда с ней познакомимся, не будем ее упрекать, что она так долго от нас пряталась, d’accord?
[115]
Колетт удобно устроилась в кресле на первом этаже бутика с очередным «Беллини» и с сигаретой и давала указания Кателль, продавщице. Пока та искала первые подходящие свитера, джинсы и куртки, Колетт словно случайно припомнила историю, которая произошла с мадам Лоо, ее бывшей парижской соседкой.
— Это была женщина, которая виртуозно умела скрывать себя от окружающих, — начала Колетт, твердой рукой рассортировывая вещи, которые приносила Кателль, в две стопки. — Мадам Лоо всю жизнь делала то, что от нее ждут. То, чего требуют муж, дети, коллеги. Она неизменно оказывалась в нужное время в нужном месте. Неизменно была вежлива, любезна, скромно одета. Но вот однажды ночью, — Колетт подалась вперед, пристально глядя на Марианну, которая неуверенно поворачивала на свет прелестное платье цвета спелых слив, — однажды ночью случилось что-то необычайное.
Марианна натянула мягкий пуловер цвета шампанского, с высоким воротом. Он подчеркивал ее талию и грудь; она еще никогда не носила такую облегающую вещь. На фоне светлой шерсти новый цвет ее блестящих волос казался особенно ярким. Потом она проскользнула в свободные темные джинсы, которые выбрала для нее Колетт.
— Мадам Лоо как сумасшедшая колотит в мою дверь. Говорит, что ей нужна моя машина, якобы ее младшая сестра, что живет в Дижоне, при смерти. Разумеется, я даю ей ключи. Она понеслась к сестре, но на площади Согласия, не соблюдая дистанцию, врезалась в едущую впереди машину. От волнения дала пощечину полицейскому, бежала с места ДТП с каким-то человеком из Ренна, рассказала ему все о себе, переспала с ним, одолжила у него машину и опоздала — ее сестра уже умерла. Кстати, вот это хорошо смотрится, примерьте еще вон те лодочки.
Колетт встала и за спиной у Марианны подошла к зеркалу.
— Мадам Лоо вернула машину, провела еще одну ночь с этим человеком и приехала в Париж совершенно другой женщиной. На автобусе.
Колетт протянула Марианне легкую как перышко, воздушной вязки кофточку, которая мягко и плавно прильнула к ней, повторяя очертания тела.
Вертясь и крутясь перед зеркалом, Марианна увидела женщину, уже не очень молодую, но весьма и весьма стильную. Лишь застенчивый взгляд нарушал гармонию ее облика.
— Мадам Лоо сумела вырваться из своей темницы, где пряталась многие годы, вышвырнула мужа и его любовницу и основала собственное дело — открыла чайный салон.
Колетт осторожно надела на шею Марианне янтарные бусы.
— А мужчина из Ренна?
— Ах, да она о нем и думать забыла сразу.
Колетт сняла черные очки и с нежностью надела их на Марианну.
— Может быть, чтобы вернуть себе собственную жизнь, нужно научиться иногда быть безрассудным?
Марианна пожала плечами, ей стало как-то не по себе. Безрассудство было в ее глазах чем-то вроде социально приемлемой формы ненужного насилия.
Но разве она сама не поступила безрассудно, отправившись сюда? Свою вину перед Лотаром она с каждым днем ощущала все острее. Неужели он не заслужил по крайней мере ответов на свои призывы? Неужели он не имеет права знать, что его ждет?
— А красное не хотите примерить? Красный — совершенно точно ваш цвет! — предложила Колетт и снова позвала Кателль.
24
Когда Марианна рука об руку с Колетт вышла из бутика, мир обрел более яркие краски. Или все дело было в двойном коньяке, который они с Колетт выпили, чтобы отпраздновать ее преображение? Марианна подумала о джинсах, первых в ее жизни джинсах, в которых ноги казались длиннее, чем были на самом деле. И о кожаной куртке цвета зеленого бутылочного стекла, которая вместе с новым цветом волос вернула ее щекам румянец. О красном платье, о мягком кремовом пуловере, о лодочках, в которых ей еще предстояло научиться ходить, потому что на высоких каблуках у нее перехватывало дыхание. И она подозревала, что на дне больших лакированных сумок обнаружит и другие вещи, которые купила, словно в эйфории, по кредитной карте Колетт. Может ли одежда изменить женщину? Нет. Но может помочь ей заново обрести себя. Марианна открыла в себе что-то, чем, как ей казалось, она никогда и не обладала, — женственность.
