Фразами, которые еще вчера будто сами собой ложились на бумагу, опережая мои бегающие по клавиатуре пальцы, сегодня приходится овладевать в тяжкой борьбе. В такие дни проявляется совершенно неромантичная сторона писательской работы. Тогда рекомендуется перекопать сад, выполоть сорняки, вырвать с корнем плевелы. И каким-то образом изгнать эти мысли, мешающие писать. Иногда, чтобы залучить вдохновение, достаточно сходить в еврейское или португальское кафе по соседству. До сих пор замыслы всех романов или решение тех или иных сюжетных линий приходили ко мне именно в кафе. К тому же в кафе ко мне возвращается уверенность, что меня рано или поздно посетит вдохновение и что пока мне придется завлекать его ремеслом и дисциплиной.
Вы добились славы и успеха как автор книг по эротике под псевдонимом Анна Вест. «Музыка лунного света» — роман совершенно иного типа. Как вы решили его написать?
«Музыка лунного света» — мой «четырехсполовинный» роман (половинка — это шестидесятистраничная детективная повесть, остальные три — детектив, триллер в жанре «сайенс-фикшн» и роман о сумеречных сторонах красоты), и он значит для меня больше, чем прочие. На протяжении последних четырнадцати лет, со дня появления на свет Анны Вест, было не так-то легко вопреки обстоятельствам писать и беллетристику, просто потому, что между повседневными хлопотами и очередной популярной книгой Анны Вест не найти время, чтобы придумать большую историю. И еще: не хватало жизненных впечатлений, самой «материи», «вещества» жизни, чтобы придать этой книге нужный вес и глубину. Может быть, мне просто надо было стать старше? Самой почувствовать, каково это — заново начать «с нуля»? Обрести собственное «я»?
Главная героиня «Музыки лунного света» — шестидесятилетняя женщина. Как вы смогли увидеть мир ее глазами, почувствовать то же, что и она, ведь вы значительно моложе?
Чувства не стареют. Сомнения, надежды, желания, комплексы, преданность, неуверенность, страх смерти — они не стареют и потому известны и тем, кто моложе героини, например мне. Если же говорить о телесных ощущениях, которые женщина может испытывать, перешагнув сорокалетний, пятидесятилетний, шестидесятилетний рубеж, то тут я внимательно слушала. Еще в детстве то, о чем говорили пожилые женщины, и то, о чем они молчали, но что красноречиво передавали жестами, мимикой, взглядом, казалось мне куда интереснее того, что занимало моих сверстниц. И в их речах, и в их молчании была жизнь, нескончаемый опыт жизни, мыслей, мечтаний, знания.
Пожилые люди ближе мне, чем ровесники; иногда даже ближе меня самой.
Существуют ли реальные прототипы героев этой книги?
И да, и нет. У Марианны лицо всех немолодых женщин, которых я видела, с которыми говорила, которых обнимала или за которыми хотя бы минутку наблюдала издали. Это старушка из гамбургского района Хорн, которая выуживает из мусорного контейнера журнал и выцарапывает оттуда пробник духов. Это женщины, которых я обслуживала, работая официанткой, и улыбка которых становилась тем прекраснее, чем дольше я для них хлопотала. Это женщина, которая не помнит, кто она такая; в больничной постели на курорте я растирала ее французской водкой, а она пыталась пожать мне руку. Это мои бабушки и женщины где-то в последних эшелонах любого семейного предприятия.
А остальные? С ними дело обстоит точно так же: нет абсолютных прототипов. Но, встречаясь с разными людьми, я иногда заимствовала какие-то их черты: например, художница Паскаль действительно существует, она живет в замке неподалеку от Конкарно, однако она на двадцать лет моложе романной Паскаль, не страдает деменцией и не умеет колдовать. Или Колетт: ее внешность я взяла у элегантной дамы, которая однажды прошла мимо меня в Париже, ее голос — у другой дамы, сидевшей за соседним столиком в кафе, ее внутренний мир — у… впрочем, пусть это останется моей тайной. А мужчины? С «Эмилем» я познакомилась в лесу под Кердрюком, в прекрасном имении, уединенном и загадочном. Кто знает, вдруг он на самом деле шпион в отставке?
Существует ли у вас именно ваше «судьбоносное» место?
Любой столик в кафе. Гамбург, город моих детских мечтаний, особенно квартал Гриндель. И Кердрюк по-своему тоже: мне пришлось открывать его для себя окольными путями. Под окольными путями я понимаю здесь не только дороги и шоссе, но и жизненные пути. В том, что именно в Кердрюке происходит действие «Музыки лунного света», книги, которая для меня как для писательницы стала своего рода путеводной звездой, я вижу руку судьбы.
Каким даром вы хотели бы обладать?
Я бы хотела превращаться в невидимку, чтобы подслушивать чужие разговоры и наблюдать за людьми в те минуты, когда им кажется, что никто их не слышит и не видит.
Ваша героиня порывает со своей прежней жизнью и создает себя заново. Если бы вы могли выбрать какую-то другую жизнь, что бы вы предпочли? Существует ли кто-то, с кем вы (хотя бы на неделю) мечтали бы поменяться судьбами?
Нет, я ничего не хочу менять. Даже оглядываясь на все глупости, которые я успела натворить в своей жизни, и на три-четыре различных этапа, между которыми нет ничего общего, я понимаю, что не хочу иного варианта. Вот разве что иногда по ночам я жажду «тихой гавани», мечтаю о более спокойной, более обеспеченной жизни. Или о праве влиять на ход событий — уж я бы нашла что изменить в нашем мире, поверьте. Но эти ночи проходят, и остается лишь чувство, что в конце концов мы раскаиваемся только в том, чего не совершили. Я уже трижды создавала себя заново или, скорее, обретала себя. Но многое ли я уже сделала? Я планирую еще кое-что сделать, я работаю, я творю, я живу — и жду момента, когда можно будет совершить эти поступки.
Есть ли вопрос, который вам еще ни разу не задавали в интервью, но на который вы хотели бы ответить?
Как зовут вашу музу?
Аполлон, и это ревнивый, демонический, ненасытный, суровый возлюбленный, который не потерпит рядом с собой никаких соперников. Некогда мы заключили договор, я потребовала свободомыслия, он потребовал абсолютной преданности. Если бы мне пришлось выбирать между обычной земной любовью к человеку и любовью к творчеству, я бы в конечном счете выбрала творчество. К счастью, такая дилемма передо мной не стоит.
Бретань от «А» и не совсем до «Я»
Aremorica (Арморика)
Арморика, земля у моря, выдается в суровые воды Атлантики, словно коготь дракона. Неровная береговая линия простирается на две тысячи четыреста километров, а за ней открывается земля с лесами и часовнями, — нет, это уже не Франция, это Бретань, земля Анку, менгиров и волшебных рощ, гречневых блинов, волынок и кельтских корней. Эта самая западная оконечность Франции обладает собственной историей, до сего дня накладывающей отпечаток на характер земли, народа и всей жизни, которая весьма отличается от жизни всей остальной Франции.
Bar Tabac (Бар Табак)
«Бар Табак», маленький трактир, имеющий монополию на продажу сигарет, это одновременно кафе, ресторанчик, место продажи лотерейных билетов и приема ставок, табачная лавочка и журнальный киоск, пункт сбора болельщиков во время трансляции интересных матчей и справочная служба деревни или городка. Лучший способ нажить себе недоброжелателей, переехав в бретонскую деревню или район бретонского города, — нерегулярно посещать «Бар Табак», а тем более, входя, не приветствовать громко всех собравшихся!
