– Все у вас?
Вместо ответа я протянул ему два листа бумаги со списком лиц, сочувствующих заговорщикам. Пятьдесят три фамилии. Царь взял его с той же брезгливой миной на лице и стал читать:
– Полковник гвардии. Ротмистр. Генерал. Чиновник Министерства иностранных дел. Камергер. Князь. Полковник-интендант, – не досмотрев до конца список, он поднял на меня глаза. – Это тоже заговорщики?
– Они знали о существовании заговора, ваше императорское величество.
– Вы их тоже предлагаете повесить? – со злым сарказмом поинтересовался у меня государь.
– Нет, так как их прямая вина не может быть доказана, но, тем не менее, меры в их отношении необходимо принять.
Император покачал головой. Своим жестом он как бы подчеркивал свое сомнение в правильности моих слов.
– Среди них есть носители известных аристократических фамилий, которые стоят у трона Романовых две сотни лет, и мне сомнительно, что они способны на предательство!
«Причем здесь это? – недовольно подумал я. – Суть в их предательстве, пусть даже не прямом, а не в родовитости. Разве это не очевидно?»
Император с явным недовольством посмотрел на меня и медленно произнес:
– Нельзя осуждать людей только за неосторожно высказанные слова!
– Вы забываете, ваше императорское величество, что целью заговорщиков было убийство лично вас, а значит, они были соучастниками этого преступления. Как это ни назови, но это то же самое предательство.
– Вы хотите, чтобы в отношении этих людей началось расследование?
– Хотелось бы, но вы ведь не разрешите?
– Нет! – излишне резко ответил на мой вопрос император. – Если у вас есть что сказать – говорите!
– Во власти таким людям не место!
Император обреченно вздохнул и сказал:
– Говорите. Я слушаю.
После того, как я поведал государю о своем плане, он какое-то время обдумывал мою мысль, но потом, явно нехотя, дал свое согласие.
Спустя несколько дней пятьдесят три человека были собраны в зале Главного жандармского управления. Из них было только шесть женщин, остальные представляли мужскую половину человечества. Я подозревал, что многие перед этим успели попрощаться с семьей и родственниками, а кое-кто из них, не ограничившись этим, вполне возможно, даже составил завещание. Когда они входили в зал, то, встретившись со знакомым, здоровались друг с другом тихо и осторожно, словно повстречались на похоронах, а на других, незнакомых им людей бросали исподтишка взгляды, а если случайно встречались с ними глазами, то сразу их отводили. Страх и напряжение просто витали в воздухе. Наконец, спустя двадцать минут, полных тревожного ожидания, двери открылись, и в зал вошел генерал Мартынов с папкой в руке. Вместе с ним зашли два жандармских офицера, которые закрыли дверь и с самым мрачным видом встали по ее бокам. Тревожная атмосфера сгустилась до предела. Генерал вышел к небольшой трибуне. Положил на нее папку, потом ее открыл. Поднял глаза, оглядел суровым взглядом присутствующих.
– Не буду затягивать наш с вами разговор, хотя бы потому, что он мне весьма неприятен, поэтому просто зачту выдержки из показаний изменников, которые непосредственно касаются присутствующих здесь лиц. Итак, начнем!
Следующий час он читал выдержки с указаниями фамилий, места действия и сути разговора, который тогда велся между заговорщиками и лицами, присутствующими сейчас в зале. В зале стояла гробовая тишина, только изредка с легким шорохом поднималась чья-то рука с платком, чтобы вытереть со лба пот. Закончив читать, Мартынов минуту оглядывал зал, а потом громко спросил:
– Вы ничего не хотите сказать, господа?!
– Это все пустые слова! У вас нет доказательств! – раздался голос полковника гвардии.
– Какие вам еще нужны доказательства?! – громко спросил его Мартынов.
– Что вам непонятно?! Все это только ваши слова! Слова! И не более того!
В зале поднялся легкий шум, но не в поддержку полковника, а наоборот, это было недовольство людей, которые предпочитали не накалять обстановку, но гвардеец, судя по его ухмыляющейся физиономии, похоже, считал себя героем, который сумел поставить на место жандармского генерала. Мартынов только усмехнулся на столь агрессивное выступление гвардейца, после чего четко и громко сказал:
– Да, вы не можете быть привлечены к ответственности по законам Российской империи, но как приспешники заговорщиков все вы уже завтра будете смещены с должностей или отправлены в отставку без права когда-либо продолжать службу в армии или государственных учреждениях. Все вы будете уволены без пенсии и почета! Кроме этого, на всех вас заведены отдельные дела, и теперь ваши фамилии будут храниться в нашей картотеке.
– Это неслыханно! Это произвол! Над нами будет надзор?! Я буду жаловаться государю! – раздались в зале негодующие крики отдельных лиц, но большая часть присутствующих предпочла молчать.
– Как вам будет угодно, господа! – тут Мартынов поднял руку, привлекая внимание. – Теперь последнее, что мне хотелось вам сказать! Его императорское величество великодушно предоставил вам шанс! Второго у вас не будет! Следующий раз, когда вы окажетесь в этом здании по подобному поводу, то выйдете отсюда только под конвоем! Советую хорошо подумать над моими словами, господа!
После этих слов, при полной тишине, не прощаясь, он вышел из зала.
Мрачно-брезгливое выражение не сходило с лица Николая II уже более получаса, пока он читал заключительный отчет. Закончив чтение, он закурил. Папиросы ему хватило на пять хороших затяжек, после чего та оказалась в пепельнице. Взяв новую папиросу, закурил, пару раз затянулся, затем стряхнул пепел и только тогда начал говорить:
– Как же так, Сергей Александрович? Ведь эти люди изменили своей присяге, которую давали государю и России. Их ведь не обходили ни чинами, ни наградами… Личная неприязнь? Не понимаю! И все тут!
Император ткнул погасшей папиросой в пепельницу, резко вскочил и, обойдя стол, стал ходить туда-сюда по кабинету. Так продолжалось несколько минут, пока он вдруг не остановился напротив меня:
– А ваши сны-видения?! Почему они не предупредили вас?!
– Я вам и раньше говорил, ваше императорское величество, не зная конкретных людей, трудно понять их действия.
– Значит, вы что-то такое видели, но понять не смогли. Да-да, помню. Вы мне говорили об этом, – государь отошел к окну, бросил взгляд, потом снова повернулся ко мне. – Как сейчас ваши видения? Посещают?
– Нет, ваше императорское величество.
– Хотелось бы понять: это плохой или хороший знак?
– Для меня хороший знак, ваше императорское величество. Устал я уже от этих кошмаров, – снова соврал я.
– Понимаю. Ох, как хорошо понимаю, потому что вот это сродни вашим кошмарам! – и император показал рукой в сторону папки, лежащей на его столе. – Надо что-то решать, но что?!
