Он взглянул на похоронную карточку. На обложке была его любимая фотография Сэнди, сделанная во время отпуска на греческом острове Спецес, – они ездили туда через год после свадьбы. Сэнди в летнем платье стоит на фоне порта с рыбацкими лодочками. Она смеется, и ветер раздувает ее светлые волосы. Какая же она здесь счастливая! Именно такой Грейс до сих пор иногда видит ее во сне.
На Роя нахлынули воспоминания: как он был счастлив вначале, как был уверен, что это навсегда. Красивая, умная, страстная, его вторая половина… Кто же знал.
Заиграла песня «Звук тишины» Саймона и Гарфанкела.
К алтарю подошел преподобный Смейл, а следом за ним – четверо носильщиков с гробом. Дубовое дерево с простыми медными ручками. Сэнди терпеть не могла все вычурное, богато украшенное, а еще ей не нравилось, когда вокруг мало свободного пространства. Их дом она оформила в стиле дзен – ничего лишнего. Гроб выбирал Грейс, и он поймал себя на мысли: «Надеюсь, она бы оценила».
И тут он будто очнулся.
Сэнди.
Столько лет.
Тревожные сны, я бродил одиноко…
Сэнди лежит сейчас в гробу. Искалеченное тело внутри деревянного ящика. После исчезновения жены его жизнь стала похожа на кошмарный сон. Дни, недели, месяцы, годы. Все это время он гадал, что произошло. По опыту работы в полиции Грейс знал, что чем дольше длятся поиски пропавшего человека, тем меньше шансов найти его живым.
Несчастная, запутавшаяся Сэнди… Она заслужила покой.
По щеке Бруно скатилась слеза. Грейс и сам готов был заплакать. Он втянул носом воздух: к запаху церкви, затхлости и старого дерева примешивался едва различимый, сладковатый аромат духов Клио.
Песня кончилась. Преподобный Смейл взошел на кафедру.
– Мы собрались сегодня во имя Господа нашего Иисуса Христа, который умер и воскрес во славу Бога Отца. Да пребудет с вами благодать Божья. – Священник сделал паузу. – Мы здесь, чтобы почтить память нашей сестры Сандры, Сэнди, воздать благодарность Всевышнему за ее жизнь и вручить ее Господу, нашему Милосердному Спасителю и Судье. Предадим ее тело земле и утешим друг друга в нашей скорби.
Грейс почувствовал, как Бруно содрогается, и искоса посмотрел на сына – тот рыдал. Клио хотела дать мальчику платок, но тот оттолкнул ее руку. Грейсу казалось, еще немного – и он тоже не выдержит.
Вместе с преподобным Смейлом и Клио они долго выбирали книгу для Бруно и в итоге остановились на небольшом отрывке из «Грустной книги» Майкла Розена.
Пора. Бруно взял себя в руки.
– Удачи, – подбодрил его Грейс.
Мальчик с серьезным видом поднялся на кафедру, встал на ящик, приготовленный для него преподобным, и начал читать.
– Иногда мне грустно без причины. Как будто налетает туча и заволакивает меня. И дело не только в том, что мама умерла. Просто теперь все иначе…
Он запнулся, но потом продолжил не торопясь, четко выговаривая каждое слово.
Закончив, Бруно с прямой спиной, словно в каком-то оцепенении, вернулся на место.
– Молодец! – шепнул сыну Грейс.
Теперь его очередь. Жутко волнуясь, он встал, застегнул пиджак и направился к кафедре.
Священник ободряюще похлопал его по плечу. Рой достал из кармана лист бумаги с речью и положил его перед собой.
Затем окинул собравшихся беглым взглядом. Здесь были главный констебль Лесли Мэннинг и комиссар по делам полиции и борьбе с преступностью Никола Ройгард. Грейса тронуло, что они нашли время и приехали на похороны.
И вдруг – Кэссиан Пью. Помощник главного констебля сидел один ближе к выходу, одетый в парадную форму. Вот уж кого Грейс не ожидал сегодня увидеть! Может, в нем все-таки есть что-то человеческое…
Грейс несколько раз глубоко вдохнул – он всегда так делал, чтобы унять мандраж перед выступлением. Но когда Рой начал читать, голос все равно задрожал. Он старался не отрываться от текста – боялся не совладать с собой, встретившись взглядом с кем-то из присутствующих.
В какой-то момент Грейс все-таки взглянул на Клио и Бруно. Сын смотрел на него так же, как сегодня утром, когда выходил их машины. Злится из-за смерти матери? Винит во всем его?
Клио, напротив, улыбалась мужу ласковой, печальной улыбкой.
– Каждый из нас выбирает в жизни свой путь и следует этим путем, – произнес Грейс срывающимся голосом. – Сэнди была потрясающей женщиной, и мне посчастливилось разделить с ней много лет своей жизни. Она была веселой и умной, у нее было множество увлечений и настоящий талант к дизайну интерьеров. Многие из вас знают, что какое-то время назад Сэнди решила пойти своим путем. И на этом пути ее ждали не только радости, но и испытания. Она оставила мне замечательного сына Бруно, и я безмерно им горжусь.
Грейс поднял глаза, однако к горлу тут же подступил ком, и он снова уткнулся в спасительный лист.
– Сэнди любила читать. Она часто цитировала мне кого-нибудь. Одной из ее любимых цитат была хулиганская строчка из Курта Воннегута: «Вот что я вам скажу: мы пришли в этот мир, чтобы валять дурака. И не слушайте тех, кто будет уверять вас в обратном».
По рядам прокатился негромкий смех.
– А вот еще одна, совсем другая, серьезная. Это из «Любовницы французского лейтенанта» Джона Фаулза. «Жизнь все же не символ, не одна-единственная загадка и не одна-единственная попытка ее разгадать, она не должна воплощаться в одном конкретном человеческом лице; нельзя, один раз неудачно метнув кости, выбывать из игры; жизнь нужно – из последних сил, с опустошенною душой и без надежды уцелеть в железном сердце города – претерпевать. И снова выходить – в слепой, соленый, темный океан».
Он еще раз глубоко вздохнул.
– Никто из нас не знает, что ему уготовано. Жизнь коротка, а для кого-то – как для Сэнди – слишком коротка. Но я благодарен судьбе за годы, что мы прожили вместе. Я всегда ею гордился. Надеюсь, эта прекрасная, талантливая женщина обрела покой.
Грейс спустился с кафедры. По его лицу катились слезы.
Глава 76
Четверг, 28 апреля
Все эти мертвецы под могильными плитами, которые точит время и разрушает непогода. Эти печальные надгробные надписи. На могиле моего дедушки написано: «Ушел, но остался в памяти».
Чушь собачья! В чьей памяти? Говорят, по-настоящему умираешь, только когда умирает последний знавший тебя человек. Дальше – полное забвение. Некому вспомнить о тебе. Но не все ли равно?
Вот Эйнштейну было не все равно. Гений прямо-таки бесился. Как печально, говорил он другу, что однажды Альберт Эйнштейн, столько сделавший для человечества, пойдет на корм червям, как миллионы людей.
Точно, старина Альберт, полностью с тобой согласен.
И когда тебя пожизненно упекают в тюрьму, перспектива одна – кладбище. Вот что будет, если пустить все на самотек.
