— А как же твои подопечные?
— Я послал их подальше. Так что скажешь? — Он посмотрел на нее выжидающе, но без напора.
«Неплохая идея», — подумала Катя и кивнула в знак согласия.
Спустя четверть часа после пешей прогулки они дошли до той остановки, на которой Катя должна была выйти, и свернули на широкую улицу с множеством магазинов.
Том указал на один из них:
— Вон в том универмаге делает покупки королевская семья. Достаточно дорогой магазин, но и товар соответствующего качества.
— С каких это пор ты интересуешься монаршими домами? Может быть, тебе пора сменить журнал? — с иронией заметила Катя.
— Я ими вовсе не интересуюсь. Но зато часто бываю здесь, где, как-никак, располагается двор, а не только парламент и правительство. Только поэтому я знаю истории подобного рода.
Они достигли оживленной пешеходной зоны, где располагались в основном бутики как известных модных домов, так и заведении с ничего не значащими для знатока названиями. Среди них, однако, нашлось место заведениям самого разного рода: от ювелирной лавки до кафе-мороженого.
Посреди улицы стоял шарманщик, издавая ужасный визг, который, кажется, совсем не мешал прохожим; более того, они даже бросали ему монетки. Катя была вынуждена заткнуть уши, но на вопрос Тома, нравится ли ей центр города, ответила:
— Да, здесь очень уютно.
Они дошли до главной улицы, прошли мимо впечатляющей новостройки, служившей зданием парламента, и увидели еще одну пешеходную улицу.
— Нам туда, — показал Том. — А здесь находится мой любимый книжный магазин. Он не очень дешевый, зато в нем всегда огромный выбор книг на английском языке.
— А ты выгодный покупатель, правда?
— Так получается. Хотя у меня почти нет времени на чтение и на столе скапливается стопка книг, которые я должен пробежать, прежде чем купить новые.
Они вышли на широкую площадь.
— Ну что, я сдержал свое обещание — показал тебе город. Еще чуть-чуть — и ноги в кровь собью. Наверное, и ты тоже устала.
— Хм… Я так понимаю, ты собрался выполнить свою угрозу и спокойно поговорить со мной, — ответила Катя с улыбкой.
— Умница, угадала. — Они вошли в первое попавшееся кафе, и Том галантно отодвинул для нее стул от столика.
— Ну вот, все только по-голландски. Неужели трудно было написать по-английски? — разочарованно сказала Катя, пролистав меню.
— Возможно, они приняли нас за местных. Впрочем, не важно. Ты что предпочитаешь — сырный сандвич или стейк с печеным картофелем? — спросил Том.
— Лучше что-нибудь между ними.
— Тогда советую попробовать «Уйтсмийтер»
— «Утс…» — что?
— «Уйтсмийтер». Это яичница с хлебом и ветчиной, но запеченная с паприкой и сыром.
— Хорошо, я беру это.
Том сделал заказ по-голландски и, когда официант ушел, задумчиво посмотрел на Катю:
— А теперь вернемся к нашим баранам.
Катя закатила глаза, но ничего не сказала.
— Итак, ты думаешь, что я тоже смеялся вместе с теми идиотами над той идиотской шуткой?
— Там не прозвучало ничего другого, над чем можно было бы посмеяться. И не будь ты мачо, каким я тебя считаю, ты бы одернул наглеца.
Официант принес кофе.
— Знаешь, я смеялся вовсе не над этим, — продолжил Том. — Я просто представил себе на секунду, как бы ты выглядела в красном нижнем белье. Мысль увидеть тебя в таком облачении очень заманчива. Жаль, что ты из-за подобного пустяка обвиняешь меня в очередной раз в «мачизме», если можно так выразиться.
Катя добавила молоко в чай и размешала.
— Знаешь, это не пустяк. Это именно то, что делает тебя женоненавистником в моих глазах. Ты любую женщину, и меня в том числе, воспринимаешь только внешне. Для тебя женщина — кукла в соблазнительном белье.
— То, что для тебя — проявление женоненавистничества, для других женщин может оказаться комплиментом, — парировал Том. — Да, я прекрасно понимаю, что ходить на высоченных шпильках по улице — не бог весть какое удовольствие. Я вообще считаю, что быть настоящей женщиной — искусство. И, поверь, кое-что понимаю в этом искусстве. Но тебя я неплохо узнал в последние дни, и в этом вся разница.
Катя посмотрела на него с непониманием:
— Что ты хочешь этим сказать?
— То, что именно тебя, Катю, которую я уже достаточно хорошо знаю, а не любую незнакомую женщину с улицы, я хотел бы увидеть в красном белье.
— Том, это все детали. Даже если ты говоришь правду, это не меняет высокомерного тона, который ты применяешь в своих статьях.
— Высокомерного по отношению лично к тебе?
Кате стало жарко. Но не от кофе, а оттого, что Том видел ее буквально насквозь.
— Я такого не говорила. — Она попыталась уклониться от ответа.
— И никогда не скажешь, — заметил Том. — Ты ведь не хочешь признавать, что я задел тебя как личность. Ты пытаешься показать, что я оскорбляю тебя именно как женщину — и свою обиду приписываешь всем женщинам в мире, утверждая, что и они в такой ситуации почувствуют себя оскорбленными.
Катя ответила долгим молчанием. Казалось, он читает ее мысли, причем именно те, которые она сама старалась вытеснять. Не то чтобы она могла во всем с ним согласиться, но если копнуть глубже, то, наверное, Том был прав и речь шла о ее личных эмоциях и проблемах.
— Не надо обвинять во всем меня, — тем не менее возразила она ему. — Ведь это именно ты насмехаешься над правозащитницами и пишешь, что мы все должны вести себя как сексуальные объекты, чтобы сделать карьеру…
— Возможно, ты сама провоцируешь меня, — задумчиво ответил Том. — Если почитать некоторые твои статьи, то можно подумать, что их автор — благочестивая монахиня.
— Ты говоришь глупости, не имеющие ко мне никакого отношения. — Катя чувствовала себя загнанной в угол, тем более что внутри ее постепенно крепло убеждение, что она действительно приписывала свое личное раздражение стилем его публикаций всем женщинам.
— Ответь мне на один вопрос, — продолжил Том после короткой паузы. — Что бы случилось, если бы ты вдруг опубликовала статью с рассказом о жаркой ночи с твоим пастором в исповедальне?
— Что? При чем здесь я? — Катя была элементарно растерянна.
— Просто ответь на вопрос, — хитро подмигнул Том.
— Хорошо, мне вкатят иск за клевету.
— Такое бывает, — согласился Том. — А что произойдет, если ты просто напишешь о его воскресной проповеди?
— Если это будет чистой правдой, то ничего.
Том кивнул и продолжил:
— Как, по-твоему, отреагировали бы газеты в первом случае?
