Больше всего сегодняшних (не говоря о современных Томасу) американцев поражает, что ни в одном из текстов русских журналистов, описывающих успех заведения и его хозяев, вообще не упоминался цвет кожи Томаса. Вопрос расы, похоже, совсем не волновал русскую публику. И это была, очевидно, одна из главных причин того, что именно Россия стала второй родиной Фредерика.
На доходы от первого сезона «Аквариума» Томас выкупил разорившийся театр-ресторан «Шантеклер» у Степана Аделя, переименовал его в кафе-шантан «Максим» и начал перестройку. Если «Аквариум» был открыт для достаточно широких слоев москвичей, что позволяло считать его демократичным заведением, то «Максим» стал рестораном для высшей и самой состоятельной публики. Это был еще один успех Томаса.
Среди выступавших в «Максиме» артистов была европейская знаменитость Эльвира Юнгманн. Певица и танцовщица, она приобрела достаточную известность, чтобы в Германии выпустили почтовые открытки с ее изображением.
На сцене «Максима» она в 1912 году изображала «ковбоя», вернее cowgirl, на волне возвращающейся моды на Америку. У женатого к тому времени Федора и Эльвиры начался роман, а в сентябре 1914 года она родила ему сына Фредерика-младшего, которого называли, конечно же, Федей. В 1915 году у них уже родился второй сын, Брюс.
Бизнес же Томаса продолжал разрастаться. Вместе с М. Царевым он выкупил долю у третьего совладельца «Аквариума», и они консолидировали свои активы (общий «Аквариум», «Максим» Томаса и театр-варьете «Аполлон» Царева) в компанию «Ф. Ф. Томас и М. П. Царев», а через год создали Первую русскую театральную акционерную компанию, в которую должны были войти театры, варьете, кинотеатры в Москве и других городах России.
Кроме того, в том же 1912 году Томас пригласил в Москву чемпиона по боксу, тоже афроамериканца Джека Джонсона, не только показав москвичам «чемпиона мира», но и буквально «вытащив» Джонсона из сложной передряги, в которую тот попал из‐за своего цвета кожи.
2 августа 1914 года, на другой день после начала мировой войны, Федор Томас подал прошение о гражданстве Российской империи. Российская бюрократия медленно переваривала эту бумагу, и решение о гражданстве было принято лишь 24 июня (7 июля) 1915 года. Ф. Ф. Томас (и его «официальная» семья) стали российскими гражданами.
Накануне войны в Россию пришла мода на аргентинское танго, и Томас переделал танцевальные залы в «Аквариуме» и «Максиме» в «залы танго».
Чего Федор Томас совсем не ожидал, так это революции. В последние дни Российской империи он выкупил квартал в шесть соседних зданий в Каретном ряду, заплатив за них огромную сумму в 425 тысяч рублей (одним из продавцов был князь М. М. Кантакузин, женатый на внучке президента США Гранта Юлии, о которых мы уже говорили). Сделка была совершена 17 февраля 1917 года, за неделю до начала революции.
Еще зимой 1917/18 года Томас строил планы и заключал контракты на новый сезон, а в марте 1918 года все его театры и рестораны были национализированы.
В августе 1918 года Федор Томас, лишившийся всего и вынужденный работать носильщиком, сумел сбежать из Москвы и добраться до Одессы. В апреле 1919 года Томас явился к американскому консулу в Одессе и (не сообщая ему о своем российском гражданстве) попросил помощи. Финансовой помощи консул не оказал, но о начале эвакуации города Томаса известили одним из первых, и он попал на корабль «Император Николай», шедший в Константинополь.
В Константинополе Федор, вернее снова Фредерик Томас, попытался начать все с начала. Он открыл ресторан, где выступали многие знаменитые актеры, оказавшиеся в эмиграции, включая А. Вертинского.
Он возродил, а вернее создал заново, ресторан «Максим», теперь в Константинополе, и сумел снова разбогатеть. На первых порах Томас преуспевал. Именно он впервые привез в Константинополь джаз. Но растущая ксенофобия нового Турецкого государства (с 1923 года) и собственная экстравагантность Федора Федоровича привели его к разорению. Американские дипломаты отказались ему помогать. В 1927 году он потерял свой бизнес из‐за долгов, а потом попал в турецкую долговую тюрьму, где и умер в 1928 году.
РОБЕРТ РОБИНСОН, АФРОАМЕРИКАНСКИЙ РАБОЧИЙ В СССР
Афроамериканцу Роберту Натаниелю Робинсону было двадцать три года, и он работал в Детройте инструментальщиком на заводе Форда, когда по приглашению советских рекрутеров в числе тысяч других американцев приехал в Советский Союз налаживать производство на предприятиях советской индустрии.
В Детройте Робинсон зарабатывал 140 долларов в месяц, тогда как Советский Союз предложил ему 250 долларов (из которых 150 должны были пойти прямо на его счет в американском банке), бесплатную квартиру, домработницу и 30-дневный оплачиваемый отпуск. Это было слишком хорошее предложение, чтобы от него отказаться.
Иммигрант, рожденный на Ямайке и получивший образование на Кубе, он не интересовался политикой. Однако вскоре после прибытия в Россию он стал одним из самых известных американцев, живших в стране, объектом внимания советской пропаганды и предметом одновременно осуждения и восхищения в Соединенных Штатах.
Работать Робинсон стал на Сталинградском тракторном заводе. Он оказался единственным черным среди нескольких сотен американцев, работавших на СТЗ. Позднее Роберт вспоминал, что его прибытие в Сталинград 4 июля 1930 года вызвало заметный испуг в американской колонии. В заводской столовой Робинсона встречали враждебные взгляды, приглушенные оскорбления и проклятия. Несколько раз белые американцы требовали его отъезда и угрожали убить его, если он не уберется.
Нападение на Робинсона случилось 24 июля, через три недели после его прибытия. Один из свидетелей события сразу же написал домой, и в Detroit New появилась заметка: «В нашей группе есть цветной, только что прибывший. Тот, у кого хватило наглости нанять его и отправить сюда, очевидно, совсем не имел мозгов, потому что вы можете представить, как ему тут живется в одиночестве. Один приятель напился и стал на него нападать, тот схватил ведро и защищался. Я не все видел, но знаю, что он не дал спуску обидчику».
Нападавшего звали Лемюел (по другим данным, Герберт) Льюис, к нему присоединился некто Браун. В мемуарах, написанных спустя полвека при помощи профессионального писателя, Робинсон вспоминал, что на него набросились с кулаками, а он, защищаясь, укусил одного из нападавших за шею.
Журналист Уильям Чемберлен, присутствовавший позднее на процессе и разговаривавший с американцами на заводе, слышал другую версию. Льюиса, алабамца, не проявлявшего открыто расистских взглядов, постоянно дразнили другие белые, говоря, что Советы собираются заставить его жить с черным и полюбить это соседство. Однажды, гуляя по берегу Волги, Льюис и Браун встретили Робинсона. Из-за поддразниваний Льюис счел нужным сказать Робинсону, что бросит его в реку, если он не уберется. Робинсон отказался, что повлекло за собой драку, во время которой Робинсон ударил Льюиса ведром по голове и укусил его за шею. Браун пытался разнять их, но Льюис получил довольно сильные раны. Американские авторы признают, что такое поведение в США, скорее всего, привело бы Робинсона к суду Линча на следующий же день. В СССР все повернулось по-другому.