– Ирочка...
– Андрюша... – так же слабо ответила она.
А потом они уже и не помнили, каким образом оказались в объятиях друг друга. Капитонов покрывал поцелуями лицо девушки, приговаривая:
– Только о тебе и думал... Каждый день...
– И я... и я... только о тебе... – шептала ему она.
* * *
Весь капитоновский отпуск они провели вместе, поминутно целуясь и объясняясь друг другу в любви. Галина Павловна вынуждена была даже призвать молодых людей на кухню и учинить допрос с пристрастием на предмет того, что они себе думают. Один – солдат, которому еще год служить, а потом неизвестно, куда устраиваться: на работу или учебу, а другая вообще – школьница, и впереди у нее выпускные экзамены и поступление в институт. Молодые люди признались, что любят друг друга и непременно поженятся, как только Ирочке исполнится восемнадцать. Галина Павловна глубоко вздохнула, удовлетворилась тем, что дети не собираются пожениться прямо сейчас, и вдвое усилила бдительность, стараясь не предоставить Иришке с Капитоновым возможности произвести некоторые действия, по результатам которых расписывают и в семнадцать лет.
Если бы Ирочка с Андреем узнали, чего так боится Галина Павловна, то были бы оскорблены в лучших чувствах. Они не могли надышаться друг на друга. Все между ними было высоко и целомудренно. Самое большее, что они себе позволяли, – это затяжные поцелуи, от которых кругом шла голова и бешено колотилось сердце. На том этапе им ничего большего было и не надо.
Ирочка привела Андрея в школу на КВН между двумя десятыми классами, после которых выпускникам были обещаны танцы до упаду. Возмужавший Капитонов в форме и со значками воинских отличий на груди вызвал небывалый к себе интерес Ирочкиных одноклассниц. Они напропалую строили ему глазки и даже пытались пригласить на медленный танец. Но Андрей танцевал только с Ирочкой, только ее держал за руку и на других созревших красавиц даже не смотрел. После школьного вечера Капитонов с Ирочкой целовались в ее подъезде еще более исступленно. В ночь Андрею надо было уезжать, и молодые люди никак не могли оторваться друг от друга. Возможно, будь условия более подходящими, между ними произошло бы нечто такое, чего побаивалась Галина Павловна. Во всяком случае, Андрей несколько раз провел руками по груди девушки, что ей показалось приятным, и кто знает, как бы все обернулось, если бы солдата не ждала служба.
Письма, которыми засыпали друг друга Капитонов с Ирочкой, теперь были полны самых пламенных любовных признаний. По-настоящему полюбившей девушке уже не нужны были классические образцы для подражания. Слова сами рвались из глубин души.
В декабре, перед самым Новым годом, к Ирочке вдруг пришла одноклассница Люда Плешакова. Ирочка очень удивилась ее приходу: они не только с ней не дружили, но даже не приятельствовали. Плешакова, удобно развалясь в кресле, спросила:
– Ну что, с Капитоновым так и переписываешься?
– Да, – односложно ответила Ирочка.
– И на что рассчитываешь?
– В каком смысле?
– Ну... в обыкновенном... Ты ж с ним... еще не того?..
В груди у Ирочки защемило от нехорошего предчувствия. Она нервно склонила голову набок и ничего не ответила. Плешакова, похоже, в ее ответах и не нуждалась. Она намерена была говорить сама.
– Так вот! – грозно произнесла Люда. – Тебе он только губки мусолил по углам, а я с ним – спала!
– Как? – еле выдохнула Ирочка.
– Так! Обыкновенно! Имела интимную близость, ясно?!
Ирочка жалко мотнула головой из стороны в сторону, а Плешакова продолжала:
– А что же ты думала! Капитонов уже мужчина! Ну поцелуется он с тобой, а дальше-то что?
– Что?..
– А то, что его мужской организм требует большего!
Ирочка смогла только жалобно промямлить:
– Да?
– Вот именно! А потому после твоих немощных объятий Андрюшечка шел ко мне. Уж я для него девичьей чести не пожалела! Мне для него вообще ничего не жалко! Понимаешь ты это или нет?
У Ирочки не хватило сил даже на кивок. Люда смерила ее презрительным взглядом и продолжила:
– Так вот! Я пришла к тебе за тем, чтобы потребовать: прекрати писать ему дурацкие письма, потому что после армии он все равно женится на мне.
– Почему? – глупо спросила Ирочка.
Плешакова отвратительно хохотнула и охотно ответила:
– Потому что у меня будет ребенок! Его ребенок, понимаешь?!
Ирочка не понимала. Люда видела, что придурковатая Епифанова и в самом деле ничего не понимает, и поспешила дать дополнительные разъяснения:
– Я, милая моя, пока ты тут письмена строчила, несколько раз ездила к Капитонову в часть! В ноябре тоже была... и в августе у меня родится ребенок. Андрюшкин ребенок! Тебе теперь ясно или еще какие-нибудь вопросы остались?
Из всего того, что наговорила Плешакова, Ирочка поняла одно: ее опять предали, над ней опять посмеялись, да так, что после этого выходка Гарика Саркисяна с письмом выглядела невинной шуткой. Ирочка ни о чем больше не спросила одноклассницу, она просто встала у окна спиной к ней. Пусть уходит. Не о чем им больше разговаривать.
– Ну ладно, – прозвучал из-за Ирочкиной спины голос Плешаковой. – Я, пожалуй, пойду. А тебе... ну... чтобы, значит, не сомневалась, оставляю тут кое-что на диване.
Ирочка выждала, пока хлопнет входная дверь, и медленно обернулась. Ей казалось, что она увидит на диване маленького ребенка, как две капли воды похожего на Андрея. Но вместо младенца на темно-зеленом гобеленовом покрывале лежали две фотографии. Девушка взяла их дрожащими пальцами. На одной из них Андрей Капитонов стоял возле школы, где они все учились, в обнимку с Людой Плешаковой. На второй они тоже были сняты вместе, но на фоне какого-то кирпичного забора, должно быть того самого, которым обнесена его воинская часть.
Что случилось с ней после, Ирочка помнила смутно. Кто-то совал ей в нос что-то отвратительно удушающее, потом над ней склонялись какие-то белые тени. Эти тени зачем-то сильно тянули ее за руку, не давая прижать ее к телу. После этого Ирочка провалилась в желеобразное нечто цвета маренго. Совсем недавно в каком-то романе она прочитала, что на женщине был шелковый шарф цвета маренго, то есть черно-серый. Засасывающая Ирочку воронка была такой же матово-шелковистой, как шарф женщины из романа, и бездонной. Девушке понравилось, что дна нет. Раз нет, значит, можно бесконечно падать вниз, ни о чем больше не думая.
Когда Ирочка Епифанова пришла в себя, она поняла, что все кончено. Без Андрея Капитонова она жить не хочет. Не желает. И все эти капельницы с уколами – зря. Она не стала отвечать ни на какие вопросы матери, также промолчала, когда с ней попытался поговорить отец. Она ничего не сказала ни Лешке, ни Павлику, ни Борьке. Она отворачивалась от подруг и врачей. Ирочка не хотела больше жить, а они зачем-то приставали с разговорами.
