Размышления Нонны прервала мощная перегруппировка среди пассажиров. Тем, которые находились в центре салона, приспичило выходить. Желающим остаться пришлось утрамбовываться и, тесно прижимаясь друг к другу, перемещаться в разных, часто несовместимых со здравым смыслом направлениях. Нонну закрутило штопором. При этом ее шарф, который она не без изящества драпировала поверх куртки, туго затянувшись, чуть не перекрыл ей дыхание. Она вспомнила, что примерно так, по-глупому, погибла Айседора Дункан, и постаралась выдернуть конец шарфа из гущи пассажиров. Своими длинными кистями он непостижимым образом зацепился за «молнию» куртки стоящего спиной мужчины. Мужчина, поспешая за тянувшим его шарфом и чертыхаясь, вынужден был развернуться к Нонне.
– Борис?! – изумилась она. – В автобусе?!
– Да вот... машина в автосервисе... – вздохнул он.
– Тяжеленько с непривычки-то в общественном транспорте, а, Боря! – расхохоталась Нонна.
– Да уж... – отозвался он и даже как-то прикрякнул, потому что именно в этот момент между ними полезла к выходу женщина с двумя объемными полиэтиленовыми мешками, туго набитыми продуктами.
Нонна рассмеялась еще веселее и сообщила ему из-за плеча женщины:
– А нам вот – хоть бы что!
После этого они уже не могли переброситься ни словом, потому что двумя человеческими потоками их разнесло друг от друга в разные концы салона автобуса. Нонна знала, что Борису надо выходить на две остановки раньше, чем ей. Она напряженно следила за его все еще смоляной шевелюрой, слегка и очень живописно тронутой сединой. Выйдет? Не выйдет? Да или нет? Конечно же выйдет... Кто она такая, Нонна? Всего лишь венчанная и брошенная сто лет назад жена... Пелена набежавших слез закрыла от женщины не только Бориса, но и весь салон автобуса. Головы и спины, маячившие перед Нонной, сначала раздвоились, потом растроились, потом размазались до бурой киселеобразной массы. Как она могла жить без него столько лет? Как она вообще могла жить, если только при одном взгляде в темные глаза Бориса у нее мутится рассудок? Она так и не смогла полюбить Георгия, Артемкиного отца, как ни старалась. Когда Викулов понял, что ничего так и не сможет добиться от Нонны, съехал на другую жилплощадь, которую унаследовал от какого-то родственника. Просторную двухкомнатную квартиру в старом фонде он оставил Нонне, но довольно часто приезжал в гости к ней и сыну. Они с ним остались добрыми друзьями, а Артемка отца любил по-настоящему.
Никого другого Нонна тоже полюбить не смогла, хотя претендентов на ее внимание до сих пор было предостаточно. Конечно, у нее случались мужчины... она живой человек... За некоторых она даже планировала выйти замуж, но как-то так и не получилось. В конце концов она сосредоточила все свое внимание на сыне, а о Борисе запретила себе вспоминать вообще. До сих пор вроде бы удавалось... Жизнь берегла ее от встреч с ним. И что теперь?! Как теперь существовать дальше? И зачем только она сунулась в этот проклятый автобус? Зачем?!
Когда Нонна проглотила слезы и кое-как проморгалась, Борис пропал из поля ее зрения. Она покрутила головой, насколько это было возможно в переполненном транспорте, но так и не увидела его темной шевелюры. Вышел... Похоже, даже раньше, чем надо. Что ж... Она так и думала...
Когда она с трудом выдавилась из автобуса на своей остановке, из других дверей чуть ли не вывалился совершенно растерзанный Борис. Он смачно чертыхнулся, застегнул куртку и по своей привычке сразу поднял воротник. Нонна застыла. Ее обтекали люди, выходящие из автобуса, толкали локтями и сумками, но она, не двигаясь с места, во все глаза смотрела на Епифанова. Его тоже здорово толкнули в плечо и непечатно обозвали, но он никак на это не прореагировал. Чуть скривившись в некоем подобии улыбки, он еще немного постоял на месте, а потом подошел к Нонне.
– Я провожу... – сказал Борис, будто ему было лет семнадцать и они только-только познакомились.
– Какого черта... – непослушными губами проговорила Нонна.
– Трудно сказать, кто меж нами с тобой проскочил: черт или ангел... Ты-то как думаешь?
Она не ответила. Она не хотела отвечать. Она вообще не хотела с ним разговаривать. Лучше расстаться сразу, потому что потом хоть в петлю... Он все так же красив. В смоляных кудрях серебрятся седые пряди, но это не портит его и нисколько не старит...
Нонна нервными движениями сняла окончательно сбившийся на сторону шарф, сунула его в карман и подскочила к подрулившей к остановке маршрутке. Она даже не обратила внимания на номер, потому что значения это не имело. Она должна скрыться от Епифанова и сделает это незамедлительно.
Борис не дал ей сесть в маршрутку. Он резким движением сорвал ее за локоть прямо со ступеньки.
– Какого черта! – опять зло выкрикнула Нонна. Она уже взяла себя в руки и не позволит, чтобы всякие Епифановы...
– Не валяй дурака, – сквозь зубы проговорил он и прямо на остановке прижал ее к себе.
Нонна попыталась выключить все органы чувств. Она не станет вдыхать его такой знакомый запах. Она не будет больше смотреть в его бездонные глаза. Она не собирается слушать, что он еще скажет сочным голосом с раскатистым «р-р-р». Она уже не Нонна. Она бездушный манекен, резиновая кукла. Он ничего от нее не добьется.
Епифанов и не собирался ничего добиваться, по крайней мере на остановке. Он резким движением отстранил Нонну от себя, крепко подхватил ее под локоть и повел в сторону дома. Что ей было делать? Скандалить и вырываться? Он молчал. Она молчала тоже. Возле подъезда все-таки вырвалась и спросила:
– Что тебе надо, Борис?
– Поговорить, – отозвался он.
– Говори здесь.
– У тебя дома сын? Или... его отец?
– Никого, – не смогла обмануть его Нонна.
– Тогда пошли! – Он опять вцепился в ее локоть, за который и потянул сначала к подъезду, а потом к лифту.
Уже в квартире Нонна опять спросила:
– Чего ты хочешь?
Епифанов молча снял куртку, бросил ее на стоящий у стены узенький диванчик, потом помог раздеться Нонне и, не глядя на нее, быстро прошел в комнату. Она смотрела ему вслед. Через минуту Борис опять вышел в коридор. Его щеки окрасил нервный румянец. Он отер рукой лицо, будто пытаясь убрать с него излишнюю красноту, и спросил глухим голосом:
– Там теперь живет... твой сын?
– Да, – кивнула Нонна.
– А ты? – еще глуше спросил он.
– А я – в комнате Георгия.
Нонна сделала рукой приглашающий жест и зашла в комнату. Вслед за ней как-то неловко протиснулся в дверь Борис. Оглядевшись и сразу отметив вещи, принадлежащие мужчине, он спросил:
– А что... Георгий?
– Что именно тебя интересует? – криво улыбнулась Нонна.
– Ну... как вы? Ирина говорила, что так и не расписались...
– Какое тебе до этого дело?
