— Конечно.
— Правда?
— Ты что такой темный?
— Типа, глупый?
— Ничего не знаешь.
— Не знаю.
— Ну, — начал Сэм, обводя пальцем край планшета — границу прямоугольной бреши в физическом мире, — ты бы кого выбрал?
— Для чего?
— Выбирать. С кем остаться.
Максу это не понравилось.
— Разве дети не делят, типа, время, или как-то так?
— Да, сначала так, но потом, понимаешь, обязательно придется выбирать.
Максу это сильно не понравилось.
— По-моему, с отцом веселее, — сказал он. — И гораздо меньше будут дергать. И наверное, больше всяких классных штук, и дольше у компа сидеть…
— Успеешь поразвлечься, пока не помрешь, от цинги или от меланомы, загорать-то будешь без защитного крема, или пока тебя не посадят в тюрягу за опоздания в школу каждый день.
— За это сажают?
— Посадят, если не свалишь сейчас отсюда.
— И я бы скучал по маме.
— А что мама?
— Она — это она.
Сэму его ответ не понравился.
— Но если бы остался с мамой, я бы скучал по папе, — продолжил Макс, — так что, наверное, я не знаю. А ты бы кого выбрал?
— Для тебя?
— Для себя. А я хочу там, где ты будешь.
Сэму это сильно не понравилось.
Макс запрокинул голову и смотрел на потолок, чтобы слезы закатились обратно в глаза. Почти как робот, но именно неспособность принимать неотъемлемое человеческое чувство и делала его человеком. Ну, или сыном своего отца.
Макс сунул руки в карманы — фантик от тянучки, огрызок карандаша с игры в мини-гольф, чек, на котором испарился текст, — и сказал:
— Вот я раз был в зоопарке…
— Ты был в зоопарке тыщу раз.
— Это анекдот.
— А.
— Ну вот, я раз пошел в зоопарк, поскольку слышал, что это, типа, лучший зоопарк в мире. Ну и, понимаешь, захотел увидеть сам.
— Наверное, было на что посмотреть.
— Ну, странность в том, что во всем зоопарке было только одно животное.
— Кроме шуток?
— Да. И это была собака.
— Аргус?
— Ты мне сбил весь рассказ.
— Повтори последнюю строчку.
— Я начну с самого начала.
— Давай.
— Однажды я пошел в зоопарк, поскольку слышал, что это лучший зоопарк в мире. Но дело в том, что там было только одно животное, на весь зоопарк. И это была собака.
— Надо же!
— Да, и оказалось, что это шитцу. Сечешь?
— И впрямь смешно, — сказал Сэм, не умея рассмеяться, несмотря на то, что искренне счел анекдот смешным.
— Ты понял, да? Шит зу?
[5]
— Да.
— Ши. Тцу.
— Спасибо, Макс.
— Я тебе уже надоедаю?
— Совсем нет.
— Да, да.
— Вообще наоборот.
— А какой наоборот у надоедания?
Сэм запрокинул голову и, метнув взгляд в потолок, сказал:
— Спасибо, что не спрашиваешь, я ли это написал.
— А, — сказал Макс, комкая стершийся чек между большим и указательным пальцем, — это потому что мне наплевать.
— Я знаю. Ты единственный, кому наплевать.
— А оказалось, тут шитцу-семья, — заключил Макс, гадая, куда он направится, выйдя за дверь.
— Вот это не смешно.
— Может, ты просто не понял.
Истинный
— Па-ап? — позвал Бенджи, вновь вбегая на кухню с бабушкой на буксире.
Он всегда произносил "пап" с вопросительным знаком, как будто спрашивая, где отец.
— Да, дружище?
— Вчера, когда ты приготовил обед, у меня брокколи касались цыпленка.
— И ты вдруг об этом вспомнил?
— Нет. Весь день думаю.
— Все равно в животе все смешивается, — сказал Макс с порога.
— Откуда ты? — спросил Джейкоб.
— Из маминой вагины, — сказал Бенджи.
— И ты все равно умрешь, — продолжил Макс, — так не все ли равно, что там касалось цыпленка, который все равно мертв.
Бенджи обернулся к Джейкобу:
— Это правда, пап?
— Что именно?
— Я умру?
— Макс, зачем? Для чего это было нужно?
— Я умру!
— Через много-много-много лет.
— А это что-то сильно меняет? — спросил Макс.
— Могло быть и хуже, — заметил Ирв. — Ты мог бы быть Аргусом.
— А почему Аргусом быть хуже?
— Ну, знаешь, одной лапой уже в печи.
Бенджи испустил жалобный вой, и тут, будто принесенная невесть откуда световым лучом, Джулия распахнула дверь и вбежала в комнату:
— Что случилось?
— А ты почему дома? — спросил Джейкоб, которого в этот момент все достало.
— Папа говорит, я умру.
— Вообще-то, — сказал Джейкоб с натужным смешком, — я говорил, что ты проживешь очень-очень-очень долгую жизнь.
Джулия взяла Бенджи на руки со словами:
— Конечно, ты не умрешь.
— Тогда приготовьте два замороженных бурито, — попросил Ирв.
— Привет, дорогая, — сказала Дебора, — а я уже тут начала ощущать эстрогеновое голодание.
— Мама, откуда у меня вава?
— У тебя нет никакой вавы, — вмешался Джейкоб.
— На коленке, — сказал Бенджи, указывая на совершенно здоровое колено, — вот тут.
— Наверное, ты упал, — предположила Джулия.
— Почему?
— Там нет абсолютно никакой вавы.
— Потому что падать — это часть жизни, — сказала Джулия.
— Это истинная жизнь, — сказал Макс.
— Красиво сказал, Макс.
— Истинная? — спросил Бенджи.
— Настоящая, — пояснила Дебора.
— Почему падать — это настоящая жизнь?
— Это не так, — сказал Джейкоб.
