Глава 9
Жизнь после апокалипсиса
– Ну, как прошел первый день в школе? – с энтузиазмом интересуется мама.
В ее короткой рыжей стрижке определенно что-то есть. Папа тоже так думает, судя по всему. Вот уже несколько дней он смотрит на маму с гордостью и любовью. Хотя, может, дело тут совсем не в стрижке.
– Нормально, – говорю я и всасываю в себя спагетину.
Соус «болоньез» брызгает на футболку. Хорошо, что она синяя, а не белая.
– А можно какие-нибудь шокирующие подробности? – просит папа.
Вообще он школой и моей учебой в частности мало интересуется. Постольку-поскольку. Папа считает, что современная школа с ее «унифицированной системой оценивания знаний» – источник всех наших будущих комплексов, страхов и фобий. И что мне на домашнее обучение давно пора переходить. Только, я думаю, поздно уже на него переходить. Все-таки девятый класс, все «страхи и комплексы» я себе уже заработала – хватит на всю оставшуюся жизнь. Но папина позиция мне все равно нравится по одной простой причине: за оценки меня никогда не ругают. И не хвалят, что тоже немаловажно. Оценки в нашей семье обесценены, в отличие от всех других знакомых мне семей.
Шокирующие подробности, значит, ему подавай. Может, рассказать, что их любимая Верочка в первый же день четыре урока прогуляла?
Ладно. Галина Петровна сама как-нибудь расскажет.
– Все нормально, пап, – говорю. – У Натальи Викторовны теперь новый нос.
Это наша англичанка. Она сделала недавно, еще до каникул, пластическую операцию. Теперь вот вышла после больничного.
– Серьезно? – удивляется мама. – Ну и как?
– Хороший такой нос, вот как у Веры, примерно такой же.
– Вер, понравилась тебе Наталья Викторовна? По-моему, она превосходная англичанка! – Мама говорит. – Она, кажется, в Оксфорде какое-то время училась. У нее оксфордский акцент, да, Юль?
– Кембриджский, тетя Люда, – на голубом глазу отвечает Верка. – Наталья Викторовна – прекрасный педагог. Вашей школе с ней необычайно повезло!
– Ты так считаешь? – радуется мама. – Тебе сыра в макароны потереть?
А спинку тебе повидлом не помазать? Не могу это слушать уже! Она же над ними издевается.
– Потрите, тетя Люда, пожалуйста.
– Сыр в холодильнике. Возьми и сама потри, – говорю. А чтобы лишнего не ляпнуть, снова втягиваю в себя макаронину.
– Юля… – Мама смотрит на меня с укором.
– Мама, Вера в нашем доме не гость, а член семьи, вы сами говорили. Я просто хочу, чтобы она не стеснялась и чувствовала себя как дома.
Следующая макаронина – чпок!
Верка демонстративно встает и открывает холодильник. Недолго думая она берет сок, гранат и коробку с пирожными. Все это она кладет на разделочный стол, достает из шкафчика тарелку, нож и режет гранат. Вскрывает пакет и наливает себе сока, распечатывает пирожные. Возвращается за стол.
Один – один, Вера. Один – один.
Папа решает немного разрядить атмосферу.
– А давайте на выходных поедем в лес! Погуляем, бутербродов с кофе с собой возьмем!
– Прекрасная идея, дядя Женя, – говорит Верка, вгрызаясь в гранат. – Только у меня обуви подходящей нет. Одни сапоги на каблуках. Я, наверное, не поеду.
– Да какие проблемы, Вер? Съездим в субботу в магазин, купим все необходимое.
– Ой, что вы! Мне неудобно.
– Вера, послушай меня, – говорит папа и берет Верку за руку. – Ты теперь наша семья, правильно Юля сказала. Ни о каких «неудобно» не может быть и речи. Поняла?
– Поняла, – кивает Верка и приступает к пирожным.
Два – один в пользу Вероники Волковой.
Я судорожно соображаю, что бы еще сказать. Ну почему у меня не получается так элегантно парировать, как у Верки? Вечно я торможу. Как бы ее на чистую воду вывести, самой не утонув?
– Представляете, – говорю, – к нам сегодня детский писатель на урок приходил.
– Да ты что? А что же вы молчите? – Папа любит все, что касается детской литературы. Он сам рассказы пишет, один даже в «Мурзилке» напечатали в прошлом году. Папа полтиража скупил, кажется. – Детский писатель, надо же! Ты автограф взяла?
– Ну он не совсем детский, в жанре young-adult fiction работает.
– В смысле? – Папа английские термины не любит.
– Пишет для подростков. По-моему, неплохо. Хотя до Джона Грина ему, как до звезд, конечно.
– Здорово! – подхватывает мама. – А о чем он пишет?
– О жизни после апокалипсиса. Он нам отрывок читал из своей новой книги про атомную войну, а потом в дневниках у всех расписывался. Книжек на всех не хватило, и поэтому учительница разрешила. Зыбарев чуть с ума не сошел от счастья. Показать?
– Конечно! – волнуется папа. Такой смешной.
Я выхожу в коридор, а потом возвращаюсь с дневником.
– «Умнице Юле, которая поразила меня в самое сердце! С приветом от автора!»
– Ничего себе! Чем это ты его поразила? – удивляется папа.
– Да так. Он брейнсторм на уроке устроил, в смысле мозговой штурм, для стимуляции нашей творческой активности. На одну интересную тему. Ну я просто больше всех решений ему предложила, больше даже Зыбарева. Так что…
– Супер! – радуется папа. Он иногда так мною гордится, что неловко. – Вер, а тебе что написали, покажешь?
– Ой, Вер, да, покажи! – подхватывает мама.
Ха! Ха-ха.
Интересно, как Верка выкручиваться теперь будет? Наверное, соврет, что дневник потеряла в первый же день.
– Сейчас.
Верка преспокойно удаляется. Значит, не потеряла.
Точно, заходит с дневником. Папа – само волнение, открывает его чуть ли не дрожащими руками.
– «Замечательному, сильному и честному человеку Вере Волковой. Всегда будь собой. Все пройдет, даже это. С уважением, автор».
Что? Замечательному? Сильному и честному?
Что пройдет?!
Я вырываю у папы Веркин дневник. Она и почерк подделала!
– Какие слова хорошие, – говорит мама и долго смотрит на Верку. Та молчит, сама скромность и достоинство.
– Да это!.. Да она!..
– Юльк, – останавливает меня мама. – Не надо. Пожалуйста.
И я сажусь за стол. И я втягиваю в себя ледяную и деревянную уже макаронину.
Чпок!
Три – один в пользу сильного и честного человека.
Сердце Кая
Знаете, я в сказке про Снежную королеву, в том моменте, когда она стучит об пол посохом, и все вокруг становится ледяным, включая сердце Кая.
