– Ты телефон выронила. Он разбился.
Чистить планету
Идем по пустынной аллее. Темно, а фонари почему-то не зажигают. Хорошо, что звезды зажгли. Ноги у меня скользят, поэтому я взяла Мишку под руку и крепко за него держусь. Держи меня, Мишка, только аккуратно!
– Понимаешь, это Маша Ксюше с Борькой рассказала. Только она знает, что Лева мороженым торгует. И про родителей.
– Ну торгует, – равнодушно замечает Мишка. – И что такого? Не прохожих же грабит. Я вот на каникулах двоюродному брату помогал – он на мусоровозе работает. Мы с ним бачки каждое утро разгружали, чистили планету.
– Да?
– Отличное дело, между прочим, полезное. А многие брезгуют. Большинство. А по мне так лучше мусорщиком быть или вот мороженое продавать, чем, допустим, быть президентом.
– Ты серьезно? – Я удивлена. Как-то не ожидала таких откровений от нашего Мишеньки.
– Ну да. В политику же идут ради амбиций, определенный сорт людей, понимаешь? Очень редко там нормальный человек оказывается, который по-честному хочет что-то изменить, послужить людям. Тем, кто реально людям помогает, политика обычно до лампочки.
– И что тогда делать? Мы же не можем совсем без правителей жить. Тогда все развалится.
– А и так все разваливается, мир – на маленькие кусочки. Представь, как бы здорово было жить без границ, без государств, без разных религий. Без войн. Один огромный мир для всех.
– Ну ты загнул, утопист.
– Я пацифист. Как в песне Леннона, помнишь?
– Угу.
– Я считаю, что человек живет на планете, а не в государстве.
– Да?
– Правда, это не я так сказал. А Виктор Цой. – Мишка улыбается. – А если серьезно, без правителей, конечно, человечество не справится. Не все же такие сознательные личности, как я. Но я уже придумал, как с этим быть.
Нет, он мне нравится.
– И как? Поделишься?
– Их выбирать надо не из тех, кто сам в президенты с министрами лезет, а из обычных людей. Из волонтеров, например, защитников окружающей среды, даже пускай из мусорщиков. Главное, чтобы тебе не все равно было, понимаешь?
– Ну а если они не захотят президентами становиться? Может, их и так все устраивает.
– А ты бы сама не захотела? Хоть ненадолго? На годик, максимум два. Больше и не надо, хороших и честных людей на свете много.
Да. Миша, оказывается, не так прост, как я всегда о нем думала. Я вдруг понимаю, что еще ни разу с Мишкой нормально не общалась, все какими-то урывками. И чаще в компании, а так, чтобы с глазу на глаз…
– Ты из-за телефона, что ли, расстроилась?
– Маленько.
Экран треснул, а телефон почти новый. Родители мне на день рождения в прошлом году подарили. Но из-за Маши я, честно говоря, больше переживаю. Я ей по секрету про Леву рассказала, а она.
– Просто день сегодня идиотский, с самого утра. Пойдем домой, уже поздно.
Мишка проводил меня до подъезда.
– Пока, – говорю.
– Пока.
Он развернулся и пошел к остановке.
Почему-то даже не спросил, увидимся мы завтра или нет. Ладно.
Глава 10
Божий одуванчик
С Левой мы только в четверг увиделись. Он позвонил и сказал, что встречаемся на нашем месте. Значит, дома опять невесело. Зимой мы чаще у него сидим (март в нашем городе – еще глубокая зима). Ко мне редко Лева заходит, только когда родители на работе. Папа его на дух не переносит, а почему, толком мне не может объяснить.
Стою у ЦУМа, уже замерзла, а его все нет. Минут пятнадцать прождала, смотрю – идет мой Лев. Так люблю его – не могу.
Купили в ЦУМе орешков, шоколад, сока апельсинового и идем, обнимаемся. Ни дать ни взять молодая супружеская пара.
– Вот школу закончишь, поженимся, снимем квартиру и заживем. – Лева мне говорит.
– Какой у тебя подробный план, целых четыре пункта. – Я смеюсь.
Я пока не могу Леве объяснить, что замуж не хочу. Вернее, хочу, но попозже, хотя бы после университета, а лучше – после двадцати пяти лет. За Леву, разумеется. Мне больше никто не нужен.
Заходим в подъезд многоэтажки на Песчаной. Это единственный подъезд в нашем районе, в котором нет домофона. Поэтому он наш любимый, почти что дом родной.
Поднимаемся на лифте на двенадцатый этаж, выходим и садимся на ступеньки. Тепло, на подоконниках кактусы уже распустились. Самое главное – никого нет. Последний этаж, и всего одна квартира на площадке. Не знаю, кто в ней живет, наверное, какой-нибудь одинокий дедушка. Я из-за кактусов так думаю.
Лева аккуратно разворачивает шоколадку, протягивает мне.
– Как там папа? – спрашиваю.
Я же вижу, что Лева какой-то мрачный. Лучше уж сразу спрошу, чего тянуть?
– Как обычно. – Лева шмыгает замерзшим носом.
Ясно. Отец у Левы сразу после новогодних праздников закодировался, и мама тоже. Левка такой радостный весь месяц ходил. Дома чисто, красиво, чебуреки, тишина! Мы съездили с ним в «Мегу» и купили Марине Максимовне шелковую блузку, на собеседования ходить. Она на работу устраивается.
А теперь «как обычно», значит.
– Лев, им же ампулы с чем-то там вшили. Можно же умереть.
– Да что им сделается! Сколько раз уже вшивали. Ладно. Как у тебя с Верой?
– Прости.
Я обнимаю Леву, мне очень его жалко. И я хочу помочь, правда. Только я не знаю как. Может, с мамой поговорить? Она все-таки в психоневрологическом диспансере работает. Хотя, если они узнают, что Левины родители алкоголики, то… Ничего хорошего, в общем, не будет.
– У Верки, кажется, булимия. Или как это называется?
– В смысле?
– Она по ночам все время ест. За ужином, главное, фифа фифой: это не хочу, то не буду! А ночью идет на кухню и все сметает из холодильника. Я сама видела. Стоит и от колбасы откусывает, как зверь, огромные такие куски, ужас какой-то. Родители не знают, я пока им не говорила.
– И не надо. Это у нее от нервов. – Лева со знанием дела говорит.
– Если от нервов, то лечиться надо. А не по чужим холодильникам шарить.
Злюка я. Но просто мне надоело уже, что Верку вечно все защищают.
У Левы звонит телефон. Рингтонит на весь подъезд.
– Але! А, привет. Слушай, я не могу сейчас…
Так. Кажется, женский голос. Ладно, я не ревнивая.
На самом деле все наоборот. Я его жутко ревную!
Вдруг дверь на площадке открывается, и из нее выглядывает крошечная какая-то старушка. Как куколка. Еще и в парике сиреневом.
