И вуаля, как говорят французы! Он нашелся, хотя мне до сих пор в это не верится. И не просто нашелся, а так обрадовался Левиному появлению на горизонте, что немедленно потребовал соединить его с Еленой Сергеевной! Но Лева ему популярно объяснил, что он не внук (Васильев почему-то сразу подумал, что он Елены Сергеевны внук), а просто знакомый. И что на следующей неделе, когда мы к ней придем, то сразу наберем его.
Но Николай Иванович не желал ждать целую неделю. Вот, собственно, поэтому мы тут, хотя мне надо быть на сольфеджио в четыре тридцать.
Елена Сергеевна его, между прочим, гораздо дольше ждала, и ничего.
Ладно.
Она сегодня была нарядная, в шелковом платье с кружевным воротником и в бусах. Ей все это очень идет.
– Я готова, – с глубоким вздохом говорит Елена Сергеевна и поправляет паричок.
– Звоним? – Лева уступает ей стул перед ноутбуком.
– Одну минутку! – Старушка вдруг куда-то убегает.
Возвращается она в облаке терпкого аромата. Какого-то знакомого.
Я еле сдерживаю улыбку. У них сегодня первое свидание как будто. Интересно, он там, в Провансе, волнуется хоть капельку? Почему-то у меня к этому Васильеву немного враждебный настрой. Даже не немного.
– Все, я звоню. И так уже на пятнадцать минут опаздываем. – Лева говорит.
– Вот и хорошо, – вставляю я. – У леди принято немножко опаздывать.
Подумаешь, какие нежности. Сам-то Лева у меня не слишком пунктуальный.
Звучит знакомый вызов скайпа, на экране всплывает фото какого-то красивого замка. Интересно, это тот самый, который ему в наследство достался?
Гудок.
Еще один.
И третий.
И восьмой.
Мы ждем довольно долго, но никто не отвечает.
Прелестно. А я ради этого француза музыкалку прогуляла.
– Странно, не берет, – бормочет Лева.
На двадцать пятом гудке Лева отключается (я про себя считала, чтобы поменьше нервничать).
Елена Сергеевна озадаченно на него смотрит, на Леву. Знаете, как Фенимор Купер, когда ему пообещали дать окунька, а потом отвлеклись и забыли.
Васильев, видимо, тоже отвлекся и забыл про нашу договоренность. Хотя он сам время назначил. Наверное, к нему в замок приехали новую хрустальную люстру вешать на железный крюк или…
Я не успеваю додумать свою обиженную мысль, потому что в этот момент ноут начинает трезвонить.
– Это он! – вскрикивает Елена Сергеевна и тут же жмет на зеленую иконку с камерой.
Мы с Левой отпрыгиваем в разные стороны, чтобы нас не было видно. Окошко разворачивается, и сначала мы видим только черноту и белое колесико посередине.
А потом появляется Николай Васильев, и мне чуть дурно не становится.
* * *
Не помню точно, зачем в тот раз мы полетели в Питер. Кажется, на очередную какую-то премьеру Евгения Олеговича. Это была лучшая поездка за всю мою жизнь! Серьезно. Во-первых, было лето. Во-вторых, белые ночи! И, в-третьих, мы снимали старую дачу под Петергофом и с утра до ночи рассекали с Веркой на велосипедах. Как сумасшедшие! По сосновому лесу, по широким песчаным дорогам! Едешь ты, а в лицо тебе – теплый ветер. И запахи, как из кондитерской, – такой кругом аромат стоит! Едешь, едешь, подъезжаешь к реке, велик на берегу бросаешь – и в воду! Мы прямо в шортах с майками купались, такая стояла жара!
Здорово. Но потом мы вернулись в Петербург – нас в гости пригласили. К одному пианисту очень известному, как впоследствии оказалось, хотя я раньше не слышала о нем никогда. И вот мы приехали в гости к нему, а жил он в старинном доме, очень красивом, на последнем этаже. Только лифта у того пианиста не было, пришлось высоко подниматься.
У него была большая семья, и все – музыкально одаренные личности. И жена его, и дети. Мне они сразу понравились, веселые такие, простые и улыбчивые. Но еще больше мне их жилище понравилось, по-другому его и не назовешь. Не квартира это, не городская уж точно. Но и не дом. Они сразу на двух этажах жили, как-то хитро пианист переделал чердак, убрал лишние потолки и обустроил концертный зал! Я когда зашла, сразу те рояли увидела: один белый, другой черный – они на разных этажах стояли, один над другим. Просто стен у пианиста не было, вместо стен ажурные решетки и мостики из одной комнаты в другую. Как в Венеции, наверное!
После ужина взрослые пошли музицировать, а мы в детскую поднялись – в «Монополию» Верка предложила сыграть. Окна комнаты выходили на Петроградскую набережную. Я отдернула занавеску и сразу увидела ее – «Аврору». Вернее, его, это же все-таки крейсер. Даже не знаю, чем он мне так сразу понравился. Может, даже просто одним своим названием: крейсер «Аврора». Вслушайтесь, сколько в нем красоты! И еще тем, что я в учебнике про него читала и мне он всегда казался героем, но таким, очень скромным. Молчаливым и мудрым, которому все гораздо видней, чем людям…
Я потом еще не раз вспоминала «Аврору» на фоне той удивительной белой ночи в Петербурге. До сих пор вспоминаю. Папа предлагал мне сходить на экскурсию, но я отказалась. Я подумала, что лучше уж любоваться на героев со стороны. Издалека. Не знаю, почему я так подумала.
Человек-бог
С экрана нам улыбался человек-бог. Знаете, вроде тех, которых снимают в рекламах разных дорогих парфюмов. Такие люди-боги крадут с роскошных свадеб чужих невест или приезжают за дамами на мотоциклах, снимают шлем и устало произносят что-нибудь по-французски. Какое-нибудь: «На площади Святого Марка вы обронили свой шарфик, мадемуазель!» Потом они томно нюхают этот самый шарфик и уезжают в багровый закат вместе с радостной мадемуазелью.
Вот именно такого молодого человека показывал мне сейчас скайп. У него даже рубашка была как в рекламе – белая и небрежно расстегнутая, и галстук-бабочка – он тоже был небрежно развязан. Еще у этого бога была целая копна черных кудрявых волос (как у Кости П.!) и белоснежная улыбка, уж простите за штамп, но такова реальность.
– Фур-мур-мур-бур-фур-вуле? – вопросительно произнес молодой человек с экрана.
– Ой, я ничего не понимаю. Кто это? – Елена Сергеевна растерялась.
Лева, кажется, тоже был немного озадачен. Он стоял и молчал, соображал, что делать дальше.
– Здравствуйте! – громко сказала Елена Сергеевна. – Мне бы с Николаем Ивановичем поговорить!
Она так кричала, как будто решила, что от этого француз ее лучше поймет.
– Фур-фур-фур Николя? Мур-мур-мур! – обрадовался божественный француз.
– Что он говорит? Я не пойму, – расстроилась Елена Сергеевна.
– Наверное, это какой-нибудь его родственник, – догадался Лева.
– Ви гаварити пё-рюсськи? – вдруг сказал человек-бог, и я моментально в него влюбилась.
– Да, да! – обрадовалась Елена Сергеевна. – А вы, видимо, сын Николая Ивановича? Вы на него очень похожи!
