Повествование делится на Семь дней, как в Книге Бытия. День первый начинается с того, что рассказчик накануне Пасхи готовится к Причащению. Сидя за столом, он обращается к своему Творцу в смиренной молитве и размышляет о множестве великих тайн, «немалую часть коих Отец светов
[156] по своей милости открыл мне». Внезапно налетает бешеный ураган, и в самом средоточии вихря является сияющая Дева в ризах небесного цвета, усыпанных звездами. В деснице чудесного видения — златая труба, на ней выгравировано некое Имя, каковое повествователь (Христиан Розенкрейц) прочесть сумел, но открыть не дерзает. В левой руке Девы — связка посланий на разных языках, которые она должна доставить во все концы света. Большие крыла ее усеяны очами
[157]. Паря в воздухе, вестница громко протрубила в златую трубу.
Труба, крылья, усеянные очами, и другие атрибуты Девы согласно указывают на то, что перед нами — общепринятый аллегорический образ Славы (лат. fama)
[158]. Выходит, что Дева, привидевшаяся повествователю, имеет самое непосредственное отношение к «трубному гласу» первого розенкрейцерского манифеста, «Откровения» (Fama).
Вскрыв конверт, врученный ему Девой, Розенкрейц обнаружил внутри стихотворное послание. Начиналось оно так:
Ныне, ныне, ныне срок настает:
Королевская свадьба уже грядет!
Коль ты и впрямь от рождения призван
И Богом для радости высшей избран —
К горе надлежит устремиться твоим стопам.
Взойди на вершину: Три Храма высятся там.
А что будет дальше — увидишь сам
[159].
На поле страницы подле стихов помещен некий символ; под стихами же — подпись: Sponsus et Sponsa, «Жених и Невеста». Тот же символ, в перевернутом положении, появляется и на титульном листе книги.
Символ воспроизводит в упрощенном начертании «иероглифическую монаду» Джона Ди, на что впервые обратил внимание С.Х. Йостен
[160]. Присутствие этого знака сближает «Химическую Свадьбу» со вторым розенкрейцерским манифестом, «Исповеданием», опубликованным годом раньше под одной обложкой с вводным текстом, пересказывавшим содержание «Иероглифической Монады». «Свадьба» фактически начинается со знака монады, вынесенного на поле страницы, — и это еще один, очень сильный, довод, доказующий, что «таинственнейшая философия», лежащая в основе розенкрейцерских манифестов, есть не что иное, как философия Джона Ди.
Христиан Розенкрейц принял приглашение и стал торопливо собираться на королевскую свадьбу. Он облачился в белый льняной камзол, крестообразно расположил на плечах кроваво-красную перевязь, а «к шляпе своей ‹…› прикрепил четыре алых розы». Таков был его праздничный наряд — и вообще бело-красное одеяние и красные розы на шляпе останутся характерными атрибутами Христиана Розенкрейца на протяжении всего рассказа.
День второй застает героя в пути — он поспешает на Свадьбу, наслаждаясь красотой окружающей природы. Поднявшись на холм и достигнув величественного королевского портала, Розенкрейц вступает в разговор со Стражем Врат. Тот требует Пригласительное письмо, которое наш герой, по счастью, взял с собой. На вопрос Стража, кто таков гость, следует ответ: «Брат от Креста Алой Розы». У следующих врат был прикован на цепи рыкающий Лев, но тамошний Страж отогнал его, и Розенкрейц вошел внутрь. В крепости зазвонили колокола; Страж сказал, что следует поторопиться — не то, мол, и опоздать можно. В тревоге рассказчик поспешил вослед Деве, освещавшей ему путь факелом. Как только он вошел в Третьи Врата, они захлопнулись.
Замок был великолепен; он состоял из множества покоев и лестниц и был переполнен людьми. Правда, некоторые из гостей оказались надоедливыми хвастунами. Один, к примеру, рассказывал, что ему доводилось слышать музыку движущихся небесных сфер, другой якобы видал Платоновские «идеи», третий мог исчислить атомы Демокрита. Гости вели себя слишком шумно, но все разговоры смолкли, когда в зале зазвучала прекрасная и величественная музыка. «Играли все струнные инструменты разом ‹…› настолько гармонично согласовываясь друг с другом, что я позабыл самого себя». Когда музыка прекратилась, раздались звуки труб, и вошедшая вслед за тем Дева объявила, что Жених с Невестой уже неподалеку.
Третий день начался с восхода яркого и великолепного в своей славе солнца. Вновь зазвучали трубы, созывая гостей, и опять появилась давешняя Дева. Внесли весы и взвесили всех присутствовавших
[161], включая нескольких императоров, то же приглашенных на праздник. Мало кто выдержал испытание, а для некоторых эта процедура закончилась и вовсе скверно
[162]. Но когда очередь дошла до Христиана Розенкрейца, который держался очень скромно и казался менее достойным, чем другие гости, один из пажей вдруг крикнул: «Это он!» А Дева, увидев розы на его шляпе, попросила подарить их ей.
В тот же день на пышном пиру Розенкрейцу предоставили почетное место. Стол был покрыт красным бархатом и уставлен драгоценными кубками из золота и серебра. Пажи преподнесли каждому из гостей по ордену с изображением «Золотого Руна» и «Летящего Льва» с тем, чтобы они впредь носили эти знаки. Тем самым Жених облекал их инсигниями ордена, что позже намеревался «подтвердить посредством подобающего торжественного обряда».
Оставшаяся часть дня была посвящена осмотру достопримечательностей замка: гости любовались Львиным фонтаном в саду, рассматривали многочисленные картины, знакомились с великолепной библиотекой, дивились драгоценным часам, имитировавшим движение небесных сфер, и огромному глобусу с нанесенными на него изображениями всех стран света. А под вечер Дева повела всех в комнату, где ничего драгоценного не было, только несколько диковинных маленьких молитвенников. Там они увидели Королеву и преклонили колена свои, дабы соборно вознести молитву о Бракосочетании сием, прося, чтобы свершилось оно во славу Божию и к их общему благу.
