Первоначальное Франкмасонское общество возникло из розенкрейцерской мании — определенно в течение тринадцатилетнего промежутка между 1633 и 1646 годами, а скорее всего — между 1633 и 1640-м.
Эту теорию, конечно же, не следует воспринимать как истину в последней инстанции, но то, что она подразумевает наличие некоего сообщения или контакта между Германией и Англией, в результате которого что-то было «трансплантировано» из одной страны в другую, не может не показаться интересным в свете наших сегодняшних знаний об идейных течениях начала XVII века, «перемещавшихся» из Англии в Германию и обратно.
Проблема происхождения масонства до настоящего времени остается одной из наиболее дебатируемых — и трудных — проблем во всей исторической науке
[563]. По сути, она представляет собой две отдельных проблемы: проблему интерпретации легендарной истории франкмасонства и вопрос о том, когда это движение сложилось как реальный организованный институт. Согласно масонской легенде, масонство столь же старо, как сама архитектура; оно восходит к строителям Соломонова храма
[564], к гильдиям средневековых каменщиков, создававших соборы. В какой-то момент «оперативное» масонство (каменщичество), то есть строительное ремесло как таковое, превратилось в масонство «спекулятивное»
[565] (умозрительное), в нравственную и мистическую интерпретацию строительного ремесла, в тайное общество с эзотерическими ритуалами и эзотерическим учением. А вот когда именно это произошло, когда возникло масонское общество со своей специфической иерархией и организацией, в точности не известно.
К числу очень немногих достоверных фактов о ранней истории масонства относится дата вступления Элайаса Ашмола в масонскую ложу. Запись в дневнике Ашмола свидетельствует о том, что он был принят в масонскую ложу в Уоррингтоне (в Ланкашире) 16 октября 1646 г.
[566] Ложа, следовательно, возникла раньше — ведь Ашмол не говорит, что был ее учредителем. Ашмол упоминает некоторых других лиц, принятых в ложу одновременно с ним, среди них — своего кузена Генри Мэнуоринга, который, между прочим, был «круглоголовым»
[567]. Поскольку сам Ашмол разделял взгляды роялистов, мы вправе сделать вывод, что в период гражданских войн в масонское общество могли принимать приверженцев противоположных политических партий.
Запись Ашмола о его посвящении в масоны считается «самым ранним из известных свидетельств о существовании английской ложи спекулятивного масонства»
[568]. Важно, что это раннее свидетельство связано с именем человека, чьи познания в сфере розенкрейцерства мы обсуждали в предыдущей главе — когда говорили, что Ашмол собственноручно переписал розенкрейцерские манифесты, присовокупив к получившимся копиям тщательно составленное послание, также написанное его рукой, в котором он восхищался целями розенкрейцеров и просил позволения присоединиться к их ордену. Мы тогда истолковали его действия как формальное «упражнение в благочестии», имитацию обычая, распространенного среди первых приверженцев розенкрейцерской идеи, а не как обращение к какой-то реальной группе людей, называющих себя розенкрейцерами. Однако теперь возникает вопрос: как соотносится факт принадлежности Ашмола к масонскому обществу с его «розенкрейцерским» упражнением? Вправе ли мы предположить, что человек, цитировавший в середине XVII столетия розенкрейцерские манифесты и разделявший выраженные в них взгляды, скорее всего, принадлежал если не к розенкрейцерской (видимо, никогда в действительности не существовавшей), то к какой-то иной тайной организации?
Хотя посвящение Ашмола в масоны в октябре 1646 г. обычно считается первым письменно зафиксированным событием такого рода, на самом деле имеется еще одно, более раннее свидетельство, подлинность которого не вызывает сомнений. Я имею в виду запись Роберта Марри о его приеме в масонскую ложу Эдинбурга — церемония состоялась 20 мая 1641 г.
[569] Марри, как кажется, приложил больше усилий, чем кто-либо иной, чтобы ускорить учреждение Королевского общества и убедить Карла II стать его официальным патроном. Он глубоко интересовался алхимией и химией. Итак, Марри и Ашмол, два человека, оставивших самые ранние достоверные свидетельства о масонских ложах, впоследствии стали членами-учредителями Королевского общества.
Масонская организация, стало быть, старше Королевского общества (основанного в 1660 г.) по крайней мере, на двадцать лет. Источников по более раннему периоду ее деятельности практически нет.
Имеется, правда, одно косвенное свидетельство, подтверждающее, что уже в 1638 г. люди как-то ассоциировали розенкрейцерскую идею с идеей масонства. Это — стихотворение, опубликованное в Эдинбурге в 1638 г., в котором впервые упоминается «Слово» масонов. Оно представляет собой поэтическое описание Перта и его округи, а интересующее нас место звучит так
[570]:
Предвиденья наши — не горе-прогнозы,
Ведь все мы суть братия по Кресту Розы:
Мы зренье второе имеем и «Слово» масонов храним,
О тайнах грядущего знаем и правду о них говорим…
[571]
Возможно, под «братьями по Кресту Розы» здесь следует понимать неких волшебников, существ, обладающих даром «второго зрения», но тот факт, что эта (скорее всего, чисто поэтическая, литературная) характеристика розенкрейцерских братьев встретилась нам в самом раннем печатном тексте, упоминающем «Слово» масонов, безусловно, заслуживает внимания.
