У него почему-то вспотело лицо, а ноги налились тяжестью. Три операции? Ладно, и похлеще бывало. И ничего, бегал потом по этажам, как мальчик. Это все из-за матери. Из-за страха за нее.
— Алло, Игорь? — позвал голос соседки.
— Да-да, Анна Ивановна, я здесь.
— Нет ее дома. Я звонила, стучала — нет ее.
— А что же она мобильник не берет?
— Так забыла его! Я прямо под дверью набрала, и мобильный в двух шагах затренькал. Положила, наверное, в прихожей и забыла. Такое с Сонечкой уже бывало.
Да? А он не помнил. И не помнил, чтобы мать за весь день ему ни разу не позвонила.
— А вы видели, как она в магазин уходила, Анна Ивановна?
— Видела, — порадовала соседка.
— Когда это было?
— Где-то перед обедом.
— А сейчас почти пять, — прошептал самому себе. Боль неожиданно сдавила сердце.
— Что-что?
— Нет, ничего. Спасибо вам огромное.
— Если увижу Сонечку, сказать, чтобы вам перезвонила?
— Что? Да, конечно. Нет, не нужно. Я сам.
Он уже снимал халат. Набрал заместителя, объяснил ситуацию.
— Волнуюсь, старик. Ушла, мобильник дома. Уже пару раз чуть под колесами не погибла.
— Понял-понял, езжай. Если что-то срочное, Ольга встанет к столу.
Сел в машину, снова посмотрел в небо. Облачность! Плотные серые тучи, солнца вообще не видно. Как она могла? Где?
Что мать попала в историю, он почти не сомневался. Надо было объехать все точки, где она обычно бывала. Кто-то что-то да видел. Человек не соринка, просто так исчезнуть не может.
— Была Софья Станиславовна, была, — покивала продавщица в мясном ряду на их рынке. — Я ей антрекот отложила, она заказывала.
— В котором часу это было?
— Так до обеда еще. Она собиралась домой, вымачивать его в маринаде. Поболтали мы с ней немножко, не без этого.
— У нее что-нибудь болело? Она на что-то жаловалась?
— Да нет. Бодрая и веселая была, как всегда.
Он помчался дальше. Благо, мать не любила крупных магазинов. Прошел по ее маршруту след в след. Удостоверился, что она побывала везде и чувствовала себя прекрасно. И точно добралась до дома, потому что еще минут десять болтала в их дворе с продавцом газет из киоска.
— Купила у меня журнал с рецептами заготовок на зиму, мы еще обсудили с ней пару способов засолки. А потом Софья Станиславовна пошла к подъезду. — Седая голова продавца высунулась в окошко. — Мне же отсюда видно. В подъезд она вошла и больше сегодня никуда не выходила.
Игорь натянуто улыбнулся:
— Могли и просмотреть.
— Никогда! Такую женщину не заметить?..
Смутился, умолк. А Игорь побрел к своему подъезду.
Что имел в виду этот старый мухомор? Уж не засматривается ли он на его мать? Ха! Безнадежно. Мать после смерти отца каким бравым генералам, отцовским соратникам, от ворот поворот давала. А тут продавец из киоска. Смешно.
— Мама! — громко позвал он с порога. — Мам, ты почему не отвечаешь?
Мобильный в самом деле лежал в прихожей на полочке, здесь Анна Ивановна как сквозь стену смотрела. И туфли, в которых мама ходила, стояли слева от двери. Аккуратно так, носок к носку. Тапочек не было. Значит, дома. Или задремала у себя и телефон не слышит, или на кухне чем-то увлеклась, и ей не до телефона.
Он знал прекрасно, что это не так. Она бы никогда не оставила телефон просто на полке. Не забыла бы, потому что сын может позвонить. И она не могла хоть раз в день не спросить, как у него дела. Он точно все это знал, но продолжал надеяться на чудо. Открывал одну дверь за другой и звал ее.
Она сидела в кухне. В его огромной кухне-столовой с модной дорогой мебелью, большим угловым диваном и удобным креслом у балконной двери. Мать любила в нем отдыхать с каким-нибудь журналом. И сейчас сидела в нем, и советы по заготовкам были у нее в руках. Только вот…
Только вот глаза, смотревшие на страницу, были неживыми. Даже если бы он не был врачом, хорошим врачом, он все равно понял бы, что ее больше нет.
— Мама, мама. — Игорь всхлипнул и упал перед ней на колени. — Как же так? Что же ты наделала, мама?
Глава 5
— Бессонова! — крикнул Кошкин ей в спину. — Срочно вернись!
Она вышла на минуту за кипятком. Всего на минуту. Полдня просидела за столом не вставая. Проделала колоссальную работу, а никто как будто не видел. С композиционным портретом предполагаемого отравителя уже работают, разослан по отделам. Благодаря кому? Ей, само собой. Дама в черном платье оказалась весьма полезным свидетелем. Мало того что приехала в отдел для дачи показаний, так еще и сообщила много нового. Даже приметы подозреваемого сумела вспомнить. И что?
А ничего. Ни слова похвалы. А этот гадкий красавчик Денис Рыжков ее вообще, кажется, возненавидел. За что? Непонятно. Кошкин ни так ни сяк, просто ее терпел. Саша Стешин проявил понимание. Но тоже не мог идти против всего отдела.
Снова Маша осталась одна. Одна за столом в своем отделе. Одна дома. Одна во всем городе.
— Товарищ майор, можно я кипяток налью? — Маша умоляюще посмотрела на Кошкина, потрясла пустой чашкой. — Я без обеда.
— Ладно, давай, только пулей. Там у нас человек дожидается. Займешься его заявлением.
Десять баллов, Денис.
Человеком, о котором говорил Кошкин, занимался сначала Рыжков. Маша не прислушивалась, но поняла по обрывкам, что мужик не может смириться со смертью матери и пытается обвинить весь свет. Рыжкову хватило десяти минут, чтобы понять, что дело безнадежное, и по-быстрому слиться. Теперь, понятно, шеф спихнет все на Машу.
А у нее нет выбора, придется разбираться. Не разберется, значит, мало опыта. Разберется? Так точно.
Но в этом деле, кажется, без вариантов. Кое-что она все же слышала краем уха.
Налила кипяток, подергала за ниточку чайный пакетик. Пока дойдет обратно, чай заварится.
В отделе, кроме посетителя, уже никого не было. У всех нашлись неотложные дела. А ее неотложное дело — вот оно. Напротив стола на стульчике, сгорбившись, сидит.
— Извините, что заставила вас ждать. — Маша кивнула на чашку. — Проголодалась немного.
— И это весь ваш обед? — Он недоуменно поднял брови.
— К счастью, нет. Есть еще салат и творожная запеканка, — улыбнулась она.
Зачем ему об этом знать? Ему интересно, что ли, что она в следующие десять минут проглотит?
— Сами делали?
— Что, простите? — Маша выудила пакетик из чашки, швырнула в корзину для бумаг.
