Ах, мужчины.
Если бы мне так никогда и не удалось выпустить этот желанный смех на свободу, то я бы так и не узнала, чего мне не хватает, – только знала бы, что чего-то не хватает, помимо того, что он был женат, недостижим и в основном холоден. Я бы не смогла представить, как он искренне смеется, или узнать, как здорово быть с этим человеком и знать, что ты ему нравишься! По крайней мере, пока мы продолжали встречаться «просто так».
Тогда я впервые почувствовала, что нравлюсь Харрисону. Не потому, что ему хотелось со мной спать, и не потому, что вокруг больше не было никого подходящего. Я ему нравлюсь. Я его рассмешила. Я показала ему пародию на него самого, хотя и боялась его реакции, и у меня получилось! Рискни и получи награду – ну, или одолжи чужую на время съемок и надейся, что ситуация не станет слишком неловкой, когда вы будете снимать сиквелы.
Когда он вернулся в свое сверхъестественное состояние, мы сидели и улыбались друг другу, и каждый ждал, когда другой… когда другой что? Заговорит! Ну, скажи что-нибудь!
– Я и других умею изображать, – наконец предложила я, подняв плечи к ушам. – Но не думаю, что в этой обстановке хорошо получится.
Он зажег новую сигарету, а я быстро достала одну себе и позволила ему зажечь ее спичкой, при этом стараясь не встретиться с ним взглядом.
Я продолжила:
– Например, могу показать Джуди Гарленд, но тебе, наверное, не понравится.
– Это почему?
– Нужно показывать довольно громко, и там будут танцы и много косметики.
Он кивнул, снял немного никотина с кончика языка и выкинул его.
– А есть что-нибудь потише? Как моя?
Я задумалась и стала искать забавный ответ. Что сказать? Нужно его рассмешить! Пусть он будет как я! Ну, пожалуйста, пусть он будет как я! Тогда все будет хорошо или около того. Но ни одна ударная стратегия не помогла снова разжечь искру его улыбки. Какой же я балбес. Я всегда была балбесом и всегда буду. Теперь он меня ненавидит и считает скучной и глупой. Глупой и скучной.
– Я могу изобразить своего парня из колледжа. Он был суперспокойным. – Супер?! Кто вообще говорит слово «супер» и живет после этого? Точно не я.
Харрисон слегка поднял брови:
– Да?
– Да, ну может быть, все парни такие тихие. – Ну какие парни! Харрисон не мой парень и никогда им не будет. Нужно срочно поправиться! – Ну про всех я не знаю, – нервно начала я. – Вообще-то Саймон был моим первым и единственным парнем. И на самом деле я не… вообще-то я не ищу…
Лицо Харрисона немного побледнело, а в глазах появилось беспокойство. И он нахмурился.
– В смысле, твоим единственным парнем?
Я нахмурилась. Что я наделала? Я не знала, что сказать.
– А как же все те парни, о которых ты говорила? – спросил он. – Роб, фотограф, а еще Фред, и Бак, и…
Все еще хмурясь, я спросила:
– Фред? Я не спала с ними, я просто его знаю. Эй, ты тоже его знаешь! Это разве значит, что ты с ним спал? – Не ожидая ответа, несколько возмущенно я продолжила: – Я не сплю со всеми людьми, которых знаю, и то, что я о них говорю, тоже не значит, что я с ним сплю! Господи, если ты думал, что я переспала с каждым человеком, о котором я рассказывала, за кого ты меня вообще принимаешь, за проститутку? За шлюху? Теперь понятно, почему ты решил, что это в порядке вещей!
– Что в порядке вещей?
– Трахаться со шлюхами! Со своей коллегой-шлюхой… со мной!
Он перебил:
– Ладно! Хватит!
– Ладно, – сказала я, страшно дуясь на него, – но тогда и ты заткнись. (Ну, мы говорили примерно так. Намного тише, немного меньшим количеством слов и менее грубо.)
Харрисон уставился на коврик на полу прямо перед собой. Почему он так расстроился? Почему ему хотелось, чтобы я и правда переспала со всеми, у кого есть член и о ком я рассказывала? Он был так разочарован тем, что я настолько неопытна, как вдруг оказалось, что я даже подумывала признаться, что разрешила Баку полапать меня под юбкой после вечеринки по случаю окончания съемок «Шампуня» (а потом чувствовала себя шлюхой еще несколько дней), но решила промолчать и по его лицу пыталась понять, почему так плохо, что до него у меня был только Саймон (ой, ну ладно, еще я однажды переспала с Грифином в Лас-Вегасе, но это не считается, потому что он мой друг и потому что это было всего один раз).
Я думала, мужчинам нравятся неопытные. Может, это было только в Викторианскую эпоху? Я даже где-то слышала, что мужчины платят за то, чтобы лишить девушку девственности – не то чтобы Харрисон это сделал со мной (разве что если можно лишить девственности частично). Если так, то, получается, я упрекаю его в том, что он оторвал лепесток розы, которую уже сорвали? Что мне теперь делать? Как мне вернуть того смеющегося Харрисона, которого я видела всего минуту назад – хотя в такой неловкой ситуации казалось, что это было пару недель назад? Он когда-нибудь простит меня за то, что в сексе я… что? Неопытна? Неискушенна? За то, что в девятнадцать лет я, хотя я так легко и свободно употребляю слова из трех букв, не оказалась профессиональной куртизанкой или нимфоманкой, какой показалась на первый взгляд?
Прошло несколько десятков лет, пока я осознала, что Харрисона, вероятно, беспокоило не это, а некоторое бремя ответственности, как будто ему внезапно преподнесли дар, который он не ждал и не хотел принимать.
Ну, мы все знаем, что произошло потом… Мы влюбились друг в друга (по очевидным причинам он был влюблен больше, чем я). Это стало настоящим сюрпризом для нас обоих, особенно в ту ночь, когда он взял меня за руку и, плача, признался, что любит свою жену, но в последнее время они сильно отдалились, и когда он встретил меня, то понял, что хочет провести со мной остаток своей жизни, в том числе официально. Я была его родственной душой и понимала его как никто. Он замолчал, потому что не в силах больше был сдерживать слезы, которые текли по его мужественному лицу. Он высморкался в ладонь, вытер ее об рубашку и прошептал: «Судьба свела нас вместе в космосе, а мы соединим свою судьбу на земле. Будь то на Сатурне или в Южном Кенсингтоне, пожалуйста, окажи мне честь стать моей спутницей, с которой я разделю свою жизнь». И тогда он надел мне на палец кольцо, которое я никогда не снимаю, разве что когда натираю суставы. Это золотое кольцо, на котором бриллиантами выложено слово «Кэррисон», которое он сам придумал. (А еще это пароль от ворот дома в Лондоне, где мы вместе живем, – в Сент-Джонс-Вуде неподалеку от паба «Норт Стар», чтобы всегда можно было дойти пешком до того места, где мы открылись друг другу во взаимной страсти, которую сохраним на протяжении всей своей восхитительной жизни.)
Как мне описать эти три месяца солнечных каникул в перерыве между бесконечными серыми днями отсутствия каких-либо чувств? К сожалению, я не могу этого описать. Не потому, что память моя с годами стала хуже, хотя это, несомненно, так. Мой случай напоминает потерю памяти от употребления марихуаны. Хотя некоторых воспоминаний о событиях того времени меня лишили не вещества. Думаю, все дело в длительном воздействии жестокой силы притяжения Харрисона. Вот что поглощает все яркие воспоминания, словно засасывая их в бездну.
