– Я могу одновременно и чистить их, и разговаривать. Ну, так много или мало?
– Не знаю… – Одрина пожала плечами. – Наверное, не так много, как следовало бы. Мои родители никогда не скрывали, что вместо меня, пятой дочери, они желали сына, поэтому я не испытываю к ним особой благодарности.
Джилс принялся очищать очередное яблоко.
– У меня тоже сложная ситуация – как у самого старшего в большом семействе. Груз возлагаемых ожиданий довольно тяжел.
– А может, такое бремя все же лучше, чем совсем ничего? – Их взгляды встретились, и Одрина почувствовала, как затрепетало ее сердце.
– Не знаю. – Расстегнув манжеты, Джилс подвернул рукава рубашки. – Думаю, кого-то в моем семействе наверняка постигнет разочарование. Возможно, кто-то уже разочарован, – добавил он со вздохом.
Лучи зимнего солнца высвечивали золотистые волоски на его мускулистых руках, а длинные пальцы ловко орудовали ножом. «Подобные руки созданы для того, чтобы создавать красоту из драгоценных металлов… или из кирпича. Или же, если нет ничего другого, – из яблочной кожуры», – думала Одрина.
Ей вдруг вспомнилось, как эти руки ласкали ее грудь и касались лица… А потом вспомнились слова: «Принцесса, ты не должна менять свою сущность, оставайся такой, какая есть…» Да-да, кажется, именно так он сказал. Во всяком случае, смысл его слов был именно такой.
Что ж, из нее не получилась послушная и покорная дочь, хотя этого очень хотели ее родители. И уж тем более она не родилась сыном, что было бы для них гораздо предпочтительнее. А еще она оказалась… отнюдь не безотказной шлюхой, какой ее, вероятно, считал Ллуэлин.
Но тогда кто же она такая? Какое место предназначено для нее в этом мире?
Одрина отмахнулась от этих вопросов и проговорила:
– Ожидания и надежды не всегда сулят одни лишь разочарования. – Она с отчетливым стуком разрезала очередное яблоко – словно ставя точку в разговоре на эту тему.
Но Джилс тотчас ответил:
– А я вовсе не утверждаю, что разочарование неизбежно. Я, например, ожидаю и надеюсь, что твой яблочный пирог получится очень вкусным.
Одрина усмехнулась и разрезала еще одно яблоко.
– Это вряд ли будет моей заслугой. Когда мне показывают, как что-то делается, я вполне способна повторить процесс. Я не лишена наблюдательности и кое-какого интеллекта.
Джилс склонился к ней через стол.
– Принцесса, неужели?..
– Да, именно так. Я наблюдательна и умна. – Ее нож снова стукнул по столу. – Что ж, мне пора готовить пирог. – Одрина отвела взгляд, чтобы Джилс не заметил, как увлажнились ее глаза.
– И это все, что ты можешь сказать? – спросил он, но ответа не дождался. – Что ж, ладно… – Последнее аккуратно очищенное яблоко перекатилось через стол ближе к Одрине. – Я не обязан был чистить эти яблоки, принцесса, но мне хотелось вам помочь и провести несколько минут в вашем сиятельном присутствии.
Последовали шаги по каменным плитам пола, а затем послышалось шуршание снятого с крючка сюртука. Одрина стояла в неподвижности до тех пор, пока Джилс не вышел из кухни. После чего утерла фартуком глаза и продолжила резать яблоки.
Нож снова застучал по столу, однако в отсутствие Джилса эти звуки не приносили ни малейшего удовлетворения.
Глава 17. В которой леди Ирвинг снимает свой тюрбан
– Сочельник, – произнесла Эстелла, – следует проводить, сидя перед огнем настолько жарким, чтобы плавились брови. И при этом пить шоколад с добавлением чего-то настолько крепкого, чтобы плавилось все остальное. – Она протянула руки к камину.
– А в каком состоянии ваши брови сейчас? – осведомился Ричард, наполнявший чашку чем-то горячим из посудины, только что доставленной гостиничной служанкой.
Эстелла нигде не замечала какой-либо фляжки, так что вряд ли в напитке могло присутствовать спиртное. Черт, а жаль…
– В нерасплавленном, к сожалению. – Графиня вместе со стулом придвинулась поближе к камину. В окна же струился тусклый полуденный свет. Они сейчас находились… словно в аквариуме, отделенные от всего остального мира. Однако тепла в этой стеклянной тюрьме было маловато. И ведь никуда не сбежишь. – Ричард, вас совсем не беспокоит, что мы застряли на этом постоялом дворе?
– Какой смысл беспокоиться? Разве это поможет растопить снег, чтобы мы могли побыстрее отправиться в путь?
Графиня обожгла собеседника взглядом. А тот улыбнулся и добавил:
– Зачем об этом думать, Эстелла? Ведь от таких мыслей совершенно ничего не изменится. Вы сказали, что знаете, что следует предпринять, когда позволят погодные условия. Вот мы и передадим зашифрованный текст вашей смышленой племяннице Луизе. А до тех пор будем наслаждаться жизнью… в меру наших возможностей. – Он протянул ей чашку, наполненную чем-то коричневым.
– Что это?
– Кофе. – Поддернув у коленей брюки, Ричард уселся рядом с ней. – Специально для вас я подсластил его побольше.
– Это потому, что я такая горькая?
Ричард отхлебнул из собственной чашки.
– Нет. Просто я сам предпочитаю сладкий, а вы сказали, что вам все равно, какой кофе пить.
– Когда я такое говорила?
– Несколько дней назад, в Касл-Парре. Когда Джори, наш слуга, принес нам подкрепиться. Мы с вами тогда украшали венками те мраморные головы.
– Понятно… – кивнула Эстелла. Чашка приятно грела ее пальцы. – Не ожидала, что вы это запомните. – Она сделала пробный глоток. Аромат напитка был резковатым, а вот вкус оказался приятным, несмотря на чрезмерную сладость. – Вполне сносный кофе.
– Это высокая похвала, миледи. – Чуть привстав, Ричард поставил свою чашку на каминную полку и снова уселся. Его немного сонные глаза выражали полное умиротворение. Казалось, будто он сидел не на жестком деревянном стуле, а в мягчайшем кресле. Но как он смел быть таким спокойным, когда сама она так взволнована?.. Да-да, как он мог быть столь безмятежным в ее присутствии? Ведь у нее-то даже начиналось покалывание в пальцах, когда она его видела…
Эстелла прикоснулась к стеклянным бриллиантам на своем аквамариновом тюрбане. Прикоснулась, как бы напоминая себе о своей яркости и эффектности.
– Значит, по прибытии в Лондон вы надеетесь найти драгоценности и обзавестись собственным магазином? – спросила она.
– Да, верно. Но только наполовину. Не знаю, удастся ли мне найти драгоценности моей жены, но магазин у меня будет. Я уже подыскал подходящее место в районе Ладгейт-Хилла, неподалеку от торгового дома «Ранделл и Бридж».
Вероятно, именно по причине американского акцента в словах Резерфорда чувствовалась такая уверенность. Там, где при лондонском произношении слова катятся легко и гладко, в его речи они громыхали как булыжники. Временами ей казалось: стоит ему лишь озвучить свое намерение – и оно непременно осуществится. И вообще, если вдуматься, то ведь ее внимание привлекала не только внешность Ричарда, но и его голос…
