Мне стало крайне неприятно, что я так откровенно рассматривала его, и он это заметил. Да чего уж. Заметил бы и слепой. Я стерла кровь вокруг раны и принялась перевязывать его руку. Он усмехнулся и произнес, глядя мне в глаза:
– Никогда не думал, что Валькирия будет перевязывать мне раны.
– Я тоже не думала, что вампир спасет меня от падальщиков.
– Выходит, все когда-то…
– Случается в первый раз, – закончила я его мысль.
Мы молчали и оба как-то глупо улыбались. Наверное, на меня так повлияло то, что я чудом избежала гибели.
– Спасибо, что пришел помочь, – искренне поблагодарила я, завязывая узелок на повязке.
– Не за что. У меня предложение.
Я вопросительно взглянула на него.
– Попробуем не ругаться? Надоело уже, если честно.
– Что ж… давай попробуем, – кивнула я. – Меня это тоже не радует. Раз уж мы не можем никуда друг от друга деться, придется искать возможности сосуществовать мирно.
– Нам просто нужно больше отдыхать. Последние дни были слишком напряженные. Ты не думаешь?
– Согласна. Надо сбросить напряжение. Сейчас бы найти хорошего массажиста.
– Предпочитаю секс.
Я усмехнулась, хотя и немного напряглась. Кто б сомневался, конечно. Но почему это он так странно на меня смотрит, и что, интересно, означает эта легкая улыбка?
– Ты хотел что-то спросить?
– Если спрошу, боюсь, мы поругаемся, – он лукаво улыбнулся.
– Таак, я уже начинаю злиться, – нахмурилась я.
Юлькин вампир оказался падок на человеческих женщин. Неужели теперь и этот туда же?
– Тогда я лучше промолчу, а то разозлишься намного больше, – засмеялся он. – Я принесу канистры. Где они?
– Во втором ангаре. Будь осторожен, там могли остаться твари…
– Не думаю. Ты так приятно пахнешь, что собрала бы около себя всех.
– Тогда иди, – я поежилась. Аргумент, с которым не поспоришь.
Лекс был уже в дверях, когда я окликнула его. Он обернулся.
– Оденься. Холодно же…
Он широко улыбнулся и ушел, а я треснула себя по лбу. Ну что ты несешь, рыжая? Можно подумать, меня его здоровье заботит. Нет! Меня чертовски напрягает вся эта ситуация со снами, а теперь еще я таращилась на него как мартовская кошка, наплевав на приличия и здравый смысл. А этот хмырь к тому же подливает масла в огонь, ходит тут полуголый, понимаешь. Ладно бы еще человеком был, я бы так не волновалась, так нет же! Этот гад родился с клыками и жаждой крови. С ним даже переспать нельзя. Ну, теоретически, конечно, можно, а вот фактически – нет. Так! Стоп! Можно подумать, больно хотелось! Тоже мне сердцеед выискался!
О, кстати о всяких – едах. Ну почему все вокруг хотят меня сожрать? Сначала падальщики, потом Лекс едва удержался. Ладно бы убить, не скрою, я натворила столько всего, что заслуживаю кровной мести. Но жрать… Хотя Лекса понять можно. Он ведь не завтракал и не обедал и, наверно, очень голоден, а я для него со своей царапиной как шведский стол во время диеты. Надеюсь, про перемирие он говорил серьезно, а не для того, чтобы притупить мою бдительность. Все-таки Лекс – вампир, а вампиры очень хитрые, особенно когда голодные. Почему все-таки Лекс отдал клану всю свою кровь и не оставил ничего себе?
Лекс вернулся через десять минут с двумя полными канистрами. Он надел запасную майку, затем, как обычно, сел в свое кресло и вытянул ноги. Мы поднялись в воздух и покинули территорию аэропорта. Лекс опять молчал. Я уже привыкла к этому. Это не Юля, которой поболтать только дай повод.
Но все-таки никто, кроме самого Лекса не ответит мне на вопрос, почему он не убил меня? Зачем сдержался? Мог ведь свалить на падальщиков. Он мог бы убить меня и увести своих вампиров в другие катакомбы. Мы не так уж далеко от Твери. К тому моменту, как вертолет и мой обглоданный труп нашла бы какая-нибудь хантер-группа, Лекс бы уже увел своих из катакомб. Никто бы не нашел. Но он этого не сделал. И вообще, мне показалось, или он пытался флиртовать? О чем он хотел спросить, что я должна была бы разозлиться? Есть пара мыслей. Но не стоит больше думать об этом.
18 глава
Во второй половине дня мы подлетели к лесам, о которых ходила дурная слава. Пролетая над непроглядной многовековой растительностью, которую по счастливой случайности обошли военные действия, я периодически подозрительно посматривала вниз. Заметив мое напряжение, вальяжно развалившийся на кресле вампир, расслабленно поинтересовался:
– И почему ж мы такие нервные?
– Знаешь, как прозвали этот лес? – ответила я. – Проклятый.
– Ух ты, – Лекс с интересом посмотрел в окно, наверно, выискивая признаки проклятья или чего-то в этом роде.
– Тут куча солдат пропала, – пояснила я. – Надо бы пролететь побыстрее.
– Почему в обход не полетели?
– Кто знает, на сколько гектаров тянется этот лес. Облетать будем до ночи.
– Ну ты же опытный пилот. Чай, не первый раз за рулем.
– За штурвалом. Только это здесь не причем, – я внимательнее, чем обычно следила за показаниями радара. – В этих лесах, говорят, черт знает что водится. До войны, понятное дело, такого не было, а как вся эта заварушка началась, так полезли твари всех мастей.
– Это ты на кого сейчас намекаешь? – Лекс, кажется, услышал совершенно не то, что было нужно, и интерпретировал это на свой лад.
– Лекс, не начинай нудеть, – ей-богу, напрягает уже. – Договаривались не ругаться. Или у вампиров память как у золотой рыбки?
– А вот сейчас ты начинаешь! – ткнул он пальцем в мою сторону.
– Так, зубастый, не беси меня!
Внезапно мне показалось, что о вертолет что-то ударилось. Это было почти неощутимо, но тем не менее.
– Что это было? – Лекс вмиг стал серьезным. – Ты можешь лететь повыше? Так все деревья соберешь.
– Какие, к чертям, деревья? – раздраженно ответила я. – Мы летим выше метров на сорок. Но раз ты тоже почувствовал, значит, что-то было.
– Приземляйся, посмотри.
– Во-первых, негде, – я указала близорукому кровососу на сплошной лесной массив. – А во-вторых, в Проклятых лесах я не сяду.
– Валькирия боится? Перекрестись еще, – ухмыльнулся вампир.
– Изыди, нечистый, – передразнила я его. – Кстати, у вампиров есть религия?
– Зачем? У нас есть закон, по которому мы живем, – ответил он.
– Закон, как надо убивать?
– Зачем ты все упрощаешь и изворачиваешь? Тебя учили тому же. Или нет?
– Это разные вещи.
– Правда? – зубастый опять начинает закипать. – Мы убиваем, потому что иначе никак не выжить. А вы?
