Я смотрю на Элис, слушаю ее чистый голос, и у меня сжимается сердце. Я так подвел ее своим неудачным разговором с Вивиан!
Элис давно не играла и не пела. Нежная песня будто бы враз обнажила ее душу, разрушила невидимую стену, которой она отгораживается от мира. Я так долго гадал: какова она – настоящая Элис, что скрывается за образом деловой женщины в строгих темно-синих костюмах? Я знаю, что Элис мечтала стать музыкантом еще в детстве. Ее мама учила детей со всей округи играть на фортепиано и гитаре, в доме всегда звучала музыка. Не могу представить маленькую Элис, мечтающую стать юристом. Когда мы встретились, она училась на втором курсе юридической школы. Тогда Элис еще записывала песни, играла на концертах, занималась собственным веб-сайтом, отвечала на письма и даже продюсировала начинающих музыкантов, но было уже ясно, что она решила избрать другой путь. В юридическую школу Элис поступила за год до того, как ей исполнилось тридцать – «распрощалась с бурной юностью», как она сама говорила, и оказалась одной из самых старших студенток в группе. Ей пришлось наверстывать потерянное время. Хотя разве можно сказать, что она что-то потеряла за те годы, когда занималась тем, что действительно любила? Мне кажется, что, наоборот, приобрела.
– Я не была счастлива, – сказала она мне через несколько месяцев после знакомства. – В группе все пошло наперекосяк. – Потом добавила, помедлив: – В личной жизни тоже.
Позже я прочел в интернете, что проблемы в ее отношениях с басистом Эриком Уилсоном отразились на группе. Элис и Эрик расстались со скандалом, и это не могло не повлиять на музыку. Ничего не ладилось. Элис решила, что пора повзрослеть, и поступила в юридическую школу.
Мелодия обволакивает душу, голос заполняет все пространство гостиной. Элис допевает песню, но не говорит мне «привет», не рассказывает, как прошел день, просто берет синтезатор, который лежит тут же на диване, и начинает играть «Танцуй со мной до конца любви» Леонарда Коэна. Глядя на меня и изредка улыбаясь, она поет мне этот гимн потерянной любви, который Коэн написал в зрелом возрасте, находясь на пике своих творческих сил.
Я кладу сумку на стол, снимаю плащ и сажусь на другом конце дивана. Глядя на Элис, явно пребывающую в своей стихии, я не могу не думать о том, что, выбрав карьеру юриста, она пожертвовала музыкой. Ради кого – себя или меня?
Элис откладывает синтезатор и прижимается ко мне.
– Ты такая теплая, – говорю я.
Никак не могу собраться с духом и рассказать ей про разговор с Вивиан. Не хочу портить прекрасное мгновение. Вот бы оно никогда не кончалось. Вот бы вернуться в то время, когда в нашей жизни еще не было никакого «Договора».
Мы сидим и молчим. А потом Элис достает из кармашка пижамы мятый листок бумаги.
– Что это?
Похоже на телеграмму. На ней имя Элис, но адреса нет.
– Сегодня принесли.
На обратной стороне написано:
Дорогой друг/подруга!
Вам надлежит явиться в девять утра пятницы в аэропорт Хаф-Мун-Бэй. Дальнейшие указания вы получите от нашего представителя на месте. Привозить с собой сменную одежду и предметы личного пользования не обязательно. Настоящий документ носит распорядительный, а не рекомендательный характер. Неисполнение настоящего предписания влечет за собой применение санкций, изложенных в пунктах 8.9.12–14.
С искренним уважением,
Друзья.
Внутри у меня все обрывается, душу заполняет страх.
– Я уже начала думать, что неправильно поняла Дэйва. Почти убедила себя, что все это ерунда, что он не сказал ничего особенного, просто я прицепилась к словам, и они стали казаться мне зловещими.
– Не ерунда. – Я рассказываю ей о встрече с Вивиан.
Глаза Элис наполняются слезами.
– Прости, милая, – обнимаю я ее. – Зря я нас впутал.
– Нет, это ты меня прости. Это я пригласила Финнегана на свадьбу.
– Нельзя тебе ехать в Хаф-Мун-Бэй. Ну что они могут нам сделать?
– Много чего. Выживут меня из фирмы или… – Она в панике перебирает варианты. – У нас кредиты, мне не видать хороших рекомендаций, новой работы, а еще ипотека… Вивиан права. Финнеган очень влиятелен. И не он один, в «Договоре» таких много.
– Ну и пусть. Неужели это так важно? Ты сейчас пела, и у тебя был такой счастливый вид. Может, тебе уйти из фирмы после того, как получишь премию?
– Не знаю точно, когда ее дадут. Чек пока не пришел. Нам очень нужны эти деньги.
– Обойдемся без них, – упорствую я, хотя мы действительно вложили много денег и в мою клинику, и в покупку особняка под офис и этого дома, да и просто Сан-Франциско – один из самых дорогих городов в мире.
– Не хочу снова остаться без денег. Не хочу так жить.
– Значит, поедешь в аэропорт?
– Придется. Хотя есть проблема. В пятницу в суде слушание. Будут рассматривать мое ходатайство об упрощенном делопроизводстве. Я несколько месяцев над ним трудилась. Если все получится, выиграем дело. А если нет, значит, весь этот адский труд был зря, и шансов выиграть дело не останется… Нет, ну почему именно сейчас, а?! Я готовила это чертово ходатайство, и никто не сможет меня заменить в суде.
– Там про какие-то санкции в телеграмме…
Элис берет с полки свой экземпляр «Кодекса», открывает на нужной странице и зачитывает:
Степень наказания соответствует тяжести совершенного преступления и рассчитывается по нижеприведенной шкале. Рецидив карается в двойном размере. Содействие правосудию и добровольное признание вины являются основанием для смягчения наказания.
– Понятнее не стало, – говорю я.
– Может, сбежим? – предлагает Элис. – В Будапешт. Имена сменим, будем торговать чем-нибудь на том большом рынке у моста, есть гуляш и толстеть.
– Люблю гуляш.
Мы пытаемся шутить, но в воздухе повисла напряженность. Похоже, мы серьезно влипли.
– А если пойти в полицию?
– И что скажем? Что некая дама с дизайнерской сумочкой подарила мне браслет? Или что меня беспокоит возможная потеря работы? Да нас засмеют.
– Дэйв тебе угрожал, – напоминаю я.
– Если ты скажешь это копам, разве тебе поверят? Ну и что, что никто не выходит из «Договора»? А если они спросят Дэйва, чего, конечно же, никто делать не станет, он скажет, что пошутил. А потом проведет им экскурсию по Пин-сюр-Мер.
Какое-то время мы молчим, отчаянно пытаясь придумать выход. Ощущение такое, будто мы две лабораторные мыши в запертой клетке.
– Чертов Финнеган, – наконец говорит Элис.
Она берет синтезатор и начинает играть мрачную тяжелую мелодию с последнего альбома группы, написанную в период расставания Элис с бойфрендом.
