Изабель хмурится.
– Нет. Если какая-то организация существует уже очень долго или становится суперпопулярной, вряд ли ее можно назвать сектой. Еще секта стремится во что бы то ни стало удержать своих последователей, а католическая церковь лучше потеряет часть прихожан, чем будет терпеть в своих рядах тех, кто категорически не согласен с ее учением. И еще – у церкви благородные цели: благотворительность, всякие добрые дела и ценности традиционные.
– А мормоны? – спрашивает Конрад, направляясь к столику с перекусом.
– Мормоны не запрещены законом. У них есть странные ритуалы, но то же самое можно сказать о любой мировой религии.
Конрад возвращается с бумажной тарелкой и двумя баночками колы и садится на один стул ближе к Изабель.
– Закон – вещь относительная, – замечает он, протягивая ей одну из баночек.
Изабель берет печенье с тарелки Конрада, и тот, похоже, доволен. Несмотря на некоторую зацикленность на деньгах, что в его случае объяснимо, он – хороший парень.
– Каково было жить в Сан-Франциско, когда тут действовал «Храм народов»
[23]? – спрашивает меня Конрад, очевидно пытаясь произвести впечатление на Изабель.
– А мне, по-твоему, сколько лет? – ухмыляюсь я.
– Ну, пятьдесят. – Он пожимает плечами.
– Не-а, – улыбаюсь я. – Я был еще совсем маленьким, когда Джим Джонс переехал со своими последователями в Гайану. Но помню, что родители говорили про семью знакомых, которые погибли в Джонстауне
[24]. – Мне вспоминаются фотографии, опубликованные по случаю годовщины того трагического события несколько месяцев назад: разросшиеся джунгли почти не оставили следа от поселения, где когда-то жил Джонс со своими последователями.
– Радует то, что сейчас секты не так популярны, как раньше, – говорит Изабель. – Я думаю, это благодаря интернету, ну и вообще тому, что информации больше стало. Сектам приходится очень стараться, чтобы изолировать своих членов.
Пока подходят остальные ребята – Эмили, Маркус, Мэнди и Тео, – я раздумываю о том, о чем мы только что говорили. Если опираться на определение Изабель, «Договор» – не секта. Да, Орла – влиятельная фигура, но цель «Договора» совпадает с традиционными ценностями. Фактически она – буквально воплощение традиционных ценностей. Кроме того, насколько мне известно, «Договор» не требует от своих членов денежных взносов. Даже наоборот, если вспомнить крутые вечеринки, персональных инструкторов и возможность съездить куда-нибудь отдохнуть на выходные. С другой стороны, по нескольким пунктам «Договор» подходит под определение секты: о нем нельзя никому рассказывать, и, если вступишь в него, выйти будет нелегко. Однако миссия «Договора» совпадает с моей главной целью в жизни: счастливый брак с любимой женщиной.
Конрад достает из рюкзака книгу и показывает на обложку.
– У нашего преподавателя правые взгляды. Хочет, чтобы мы «Источник»
[25] прочитали. А я не буду.
– Ну почему же, попробуй, – предлагаю я.
Изабель с отвращением косится на книжку.
– Зачем нам читать эту страшную фашистскую пропаганду?
– Книга страшная, да, но не в том смысле. Страшное в ней только то, что со многим можно согласиться.
– Ну, раз вы так говорите, – тянет Конрад, а сам перемигивается с Изабель. Значит, они заодно в этом вопросе. И когда я успел стать поборником авторитаризма?
56
Каждый раз, когда по улице проезжает велосипед, я внутренне сжимаюсь и судорожно пытаюсь припомнить, не сделал ли я чего такого. Обычно «железный конь» проносится мимо нашего дома куда-то в сторону улицы Кабрильо. Однако сегодня, в среду, он останавливается возле нас, и я слышу устрашающий стук велосипедных туфель по ступенькам крыльца.
Курьер тот же самый.
– Вы, ребята, не даете мне расслабиться.
– Извини. Пить хочешь?
– Конечно.
И вот он уже в доме. Кладет конверт на столик в прихожей, адресом вниз, чтобы я не видел, чье на нем имя.
Я наливаю шоколадного молока. Достаю пачку печенья. Курьер усаживается за стол. Из вежливости я тоже сажусь рядом, хоть мне и не терпится поглядеть, кому адресован конверт.
Курьер пускается в долгий рассказ о том, что к нему только что переехала подружка из Невады. Я слушаю его, и мне не хватает духу сказать, что, наверное, у них ничего не получится. Уж очень многое говорит против. Из-за сумасшедших цен на жилье подружка стала жить у него. Он признает, что все произошло слишком быстро, что он был не совсем готов к этому шагу, но она поставила ему ультиматум: или он берет ее с собой в Сан-Франциско или между ними все кончено. Неготовность жить вместе плюс ультиматумы… ни к чему хорошему это не приведет.
Как только за курьером закрывается дверь, я хватаю конверт – и застываю. На нем мое имя. Мне тут же становится стыдно: я должен радоваться, что письмо мне. Джоанна говорила, что нужно постараться отвлечь внимание «Договора» от Элис. Единственный проступок, который приходит мне в голову, это то, что я забыл про ежемесячный подарок. Хотя не исключено, что сделал и что похуже. Например, ездил в «Хиллсдейл».
Звоню Элис. Сначала удивляюсь, что она отвечает сразу же. Потом вспоминаю: «Всегда отвечайте на звонок супруга/супруги». У них там сегодня слушание по нашумевшему делу о начальнице, которая в прошлом году ударила практикантку. В присутствии всего коллектива начальница стала кричать на практикантку за то, что та недостаточно быстро управлялась с компьютерной программой. Окончательно разозлившись, она отпихнула ее в сторону, и бедняжка упала, ударившись головой об стол. Кровищи было…
В трубке шум.
– У нас пять минут перерыва, потом «зоопарк» продолжится, – говорит Элис. – Так что давай быстрее.
– Курьер приезжал.
Долгое молчание.
– Черт. Ненавижу среду.
– Письмо мне.
– Странно.
Мне только кажется или она не очень удивлена?
– Еще не смотрел, что там, хотел сначала позвонить тебе.
Я открываю конверт, внутри один листок бумаги. В трубке слышно, как помощница Элис что-то ей говорит.
