– Понятно. Но что бы сделало счастливой тебя?
– Чтобы ты был полностью предан нашему браку, Джейк. Предан мне. Если это значит, что тебе нужно примириться с «Договором», то примирись. Если ты серьезно относишься ко мне и к нашему браку, тогда не стой на месте, принимай как хорошее, так и плохое. Я хочу знать, что ты любишь меня, Джейк. Что ты со мной. И готов сделать все, что только потребуется.
Становится тихо, слышно лишь, как по радио играет гитара. Элис кладет ладонь мне на ногу.
– Я прошу слишком многого? Но это серьезная взрослая жизнь. Ты готов к ней?
Я беру ее за руку. Ее пальцы, всегда такие теплые, сейчас холодны. Я хочу вот так же держать ее за руку в старости. Хочу узнать, каким будет ее голос в восемьдесят лет, как она будет выглядеть, когда ямочки на щеках превратятся в морщины, хочу смотреть в дорогие глаза, даже если они перестанут узнавать знакомые лица. Я хочу всего этого. Не потому, что Элис теперь моя, как я раньше думал, а потому, что я люблю ее. Так сильно люблю!
Я включаю на сотовом громкую связь и набираю номер Вивиан. Она сразу же отвечает.
– Друг.
– Здравствуйте. Простите, что так поздно.
– Ничего страшного. Я всегда рада вам и Элис.
– Я хочу сделать признание.
– Я знаю, – говорит Вивиан. – Рада, что вы позвонили.
До меня не сразу доходит смысл ее слов.
– Даже не одно признание, а два.
– Я знаю, – повторяет она. – Устройте себе выходной. Хорошенько все обдумайте. Проведите это время с женой. Вы будете дома утром в субботу?
– В субботу? – Я смотрю на Элис.
Элис смотрит на меня и одобрительно кивает.
– Может, встретимся сразу в аэропорту?
– В этом нет необходимости, – говорит Вивиан. – За вами заедут. Спокойной ночи, друг.
У меня возникает такое чувство, будто за нами кто-то наблюдает. Наверху, в освещенном окне, стоит какой-то человек, держа руки в карманах, и смотрит прямо на нас. Вадим.
63
На кухне привычный беспорядок: недопитый кофе и пустые стаканчики из-под йогурта. Однако сегодня я чувствую себя увереннее. Я переживаю, да, но в то же время на меня нашло странное спокойствие. Ночью мы с Элис любили друг друга. Я все еще чувствую ее запах на своей коже.
В восемь утра у меня консультация с пациентом. Принимая душ и одеваясь, я думаю о Джоанне. После всего, что сказала Элис, даже думать о ней кажется предательством. Но как перестать? Я все прокручиваю в голове наши разговоры. Ее страх был таким явным, я не могу припомнить ни одной фальшивой нотки в ее голосе. Сейчас я понимаю, что она подавала мне невербальные сигналы. В тот вечер в Вудсайде она меня избегала. Не хотела расспросов? Или пыталась защитить меня от Нила, от «Договора»?
Или от самого себя?
Я вспоминаю Джоанну в стеклянной клетке. Спутанные волосы. Раздвинутые голые ноги. Элис обвинила меня в том, что меня это заводило. Меня захлестывает чувство вины, но я все равно чувствую возбуждение. Прошлой ночью, занимаясь любовью с Элис, я думал только о ней. Ну, почти все время только о ней. Лишь однажды в мозгу промелькнула картинка: обнаженная и беспомощная Джоанна в клетке, под ярким светом. Ее голая спина, прижатая к стеклу. Руки, прикрывающие маленькие груди, а потом бесстыдно опускающиеся вдоль тела. Я тогда еще открыл глаза и вгляделся в лицо Элис, чтобы отогнать от себя видение, явившееся ко мне, несмотря на то что я обнимал жену.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – произнесла Элис глубоким грудным голосом – не голосом Элис со свадьбы и из нашей совместной жизни, а голосом той Элис, которая густо подводила глаза, носила рваные чулки в сетку и пела песни, в которых ярость смешивалась с желанием. – Ты хочешь ее трахнуть, – сказала Элис и тут же кончила.
Моя такая разная, любимая Элис.
64
Когда в пятницу вечером я приезжаю домой с работы, в камине горит огонь, а Элис заканчивает готовить замысловатый ужин.
– Я подумала, что стоит приготовить что-нибудь особенное на твой последний ужин «на свободе», – говорит она, смеясь искренним, неподдельным смехом.
Я уже несколько месяцев не видел ее в таком настроении. Она протягивает мне «Бейлис» со льдом.
– Садись.
Ко мне вернулась прежняя Элис. Она не вспоминает о прошлой ночи и о странных словах, которые произнесла, когда мы были в постели. И я начинаю думать, что мне показалось. Что мое подсознание сыграло со мной крайне злую и жестокую шутку.
Однако и праздничный ужин, и все эти знаки внимания усиливают мою тревогу о завтрашнем дне.
– Все будет хорошо. Это же твоя первая провинность, – пытается успокоить меня Элис, затем признает: – Ну ладно, может, не совсем хорошо. Тебя ждет обвинительный акт на несколько страниц: утаивание информации от супруги, дача ложных показаний и несанкционированные встречи с замужней участницей «Договора».
– Еще «преступное толкование» не забудь.
Больше мы о «Договоре» не говорим. После ужина, перед тем как лечь в нашу уютную постель, мы выходим на балкон подышать океанским воздухом. Занимаемся любовью мы долго и как-то по-другому. Нежнее. Хотя мы вместе уже довольно давно, и время первых открытий в постели прошло, в этом вечере есть что-то особенное, такое, что запоминается навсегда.
У меня такое чувство, что теперь Элис по-настоящему моя.
65
В субботу утром я иду в пекарню и покупаю пакет сконов: лимонных с шоколадом для себя, имбирно-апельсиновых для Элис и еще два наугад для «гостей». Не помешает. Потом беру большую порцию горячего шоколада и газету. Элис еще спала, когда я ушел, так что я сажусь за столик и читаю газету, чтобы успокоиться. Одна минута превращается в десять, потом в пятнадцать и наконец в двадцать. Я боюсь идти домой и встретиться лицом к лицу с тем, что произойдет дальше. Что, если сложить газету, взять шоколад, выйти из кафе и уехать на восток, подальше от дома, подальше от «Договора», подальше от нашего будущего?
Вместо этого я еду домой. Заворачивая за угол, ожидаю увидеть черный «лексус», однако на подъездной дорожке никого нет. Дома я ставлю кофе для Элис. Она не просыпается от аромата, тогда я раздеваюсь и забираюсь к ней в постель. Не говоря ни слова, Элис крепко прижимается ко мне. Целует меня в шею. Так приятно чувствовать ее теплое дыхание на коже. Я сделал верный выбор в жизни. С этой мыслью я засыпаю в ее объятиях.
Чуть позже в доме пахнет беконом. Я иду на кухню. Элис стоит у плиты в трусиках и старой футболке и перекладывает жареный бекон с бабушкиной чугунной сковороды на тарелку, выстланную бумажным полотенцем.
– Поешь чего-нибудь основательного, силы понадобятся. – В ее голосе слышится неуместная веселость.
Элис, похоже, забавляют мои неприятности.
– Я купил тебе скон, – говорю я.
