– Барбара, теперь выбираете вы. Хотите, чтобы вас защищал Дэвид Рентон или Элизабет Уотсон?
Я едва знаю свою подругу по несчастью, но почему-то не сомневаюсь, кого она выберет.
– Дэвид Рентон, – произносит она уверенно.
Обе половинки двери распахиваются. За ними стол, около которого стоят двое. Барбара идет налево, к мужчине, а я направо – к женщине.
Элизабет Уотсон – высокая, худая, бледная – похожа на манекен в темно-синем костюме. Какое-то время она стоит неподвижно и оценивающе смотрит на меня. Мои одежда и тапочки пропитались потом – наверное, я являю собой не очень-то приятное зрелище. В комнате вовсю работает кондиционер, я начинаю дрожать от холода. Элизабет подводит меня к стулу напротив стола и, перед тем как сесть в свое кресло, открывает окно, впуская в комнату жаркий воздух пустыни.
– Тут ужасно холодно, – говорит она. – Я выросла в Талахасси
[29]. У нас дома всегда было не меньше двадцати градусов. Терпеть не могу кондиционеры.
Ее искренность меня удивляет. Она – первый человек в Фернли, кто хоть что-то рассказал о себе.
Я понимаю, что на самом деле это не ее кабинет. Тут нет ни фотографий, ни личных вещей. Ее пиджак слегка помят справа – наверное, она носит портфель под мышкой. На левом рукаве пятно. Кожаная сумка набита документами. Такое впечатление, что Элизабет вызвали сюда неожиданно.
Она ставит на стол три стакана с разными напитками: диетической колой, исландской минеральной водой со вкусом малины и холодным чаем.
– Выбирайте, – предлагает она с улыбкой.
Наверное, впопыхах схватила три разных бутылки в своем кабинете в какой-нибудь престижной юридической фирме. В отличие от Деклана и Дайаны, Элизабет Уотсон скорее всего сама состоит в «Договоре». Возможно, она чем-то провинилась, и теперь ей приходится время от времени прилетать сюда и представлять интересы «друзей».
Я беру воду, она – холодный чай.
– Итак, – говорит Элизабет, откидываясь на спинку кресла. – Первое нарушение?
– Да.
– В первый раз – хуже всего. – Она открывает папку, лежащую на столе.
Пока я жадно пью воду, Элизабет читает документы.
– Обвинения в ваш адрес еще не выдвинули. Странно. Сначала с вами хотят поговорить.
– У меня есть выбор?
Элизабет смотрит из окна на переливающийся в раскаленном воздухе пустынный пейзаж.
– Вообще-то, нет. Есть хотите?
– Умираю с голоду.
Она извлекает из сумки половинку сэндвича, завернутую в голубую вощеную бумагу, и пододвигает мне.
– Индейка с сыром.
– Спасибо. – Я съедаю сэндвич в четыре укуса.
– Хотите позвонить жене?
– А можно? – Предложение кажется слишком щедрым, чтобы быть правдой.
– Да, можете, с моего телефона. – Она толкает ко мне через стол сотовый и говорит тихонько: – Все звонки учитываются.
Она делает упор на слове «учитываются», и я понимаю, что это скорее всего означает «прослушиваются». Она, похоже, и правда на моей стороне. Или это просто еще один тест? Может, она играет роль «доброго полицейского»?
Беру телефон. Мне отчаянно хочется поговорить с Элис, но что я ей скажу?
Элис отвечает сразу же. Голос у нее испуганный.
– Алло?
– Это я, милая.
– Боже, Джейк. Как ты?
– Меня тут подстригли, в остальном все нормально.
– Что значит «подстригли»? Когда тебя отпустят домой?
– Побрили налысо. Когда отпустят, к сожалению, не знаю.
– Где ты сейчас? – спрашивает она, не обращая внимания на слова «побрили налысо».
– С адвокатом. Мне пока не выдвинули обвинения. Хотят сначала поговорить.
Я смотрю на Элизабет, которая поглощена чтением дела.
– Как Вадим? – тихонько спрашиваю я.
– Много работает, – говорит Элис. – Еще документы нашел.
Элизабет смотрит на меня и постукивает по своим наручным часам.
– Мне надо идти, – говорю я.
– Подожди, – говорит Элис. По голосу слышно, что она плакала. – Что бы ты ни сделал, не оговаривай себя.
– Не буду, – обещаю я. – Элис, я тебя люблю.
Я слышу, что дверная ручка поворачивается, быстро нажимаю «отключить» на телефоне и передаю его по столу обратно Элизабет. Дверь открывается. На пороге стоит Гордон – человек, который допрашивал меня во время моего первого посещения Фернли. На нем черный костюм, в руке портфель. Рядом стоит охранник – выше и плечистее того, что был в прошлый раз. На толстой шее охранника татуировка со змеей.
– Пора, – произносит Гордон.
Элизабет встает, обходит стол и встает между мной и Гордоном. Она нравится мне все больше.
– Как долго продлится допрос? – спрашивает она.
– Зависит от нескольких факторов, – говорит Гордон.
– Я бы хотела присутствовать.
– Исключено.
– Черт, я же адвокат. Зачем я тогда нужна, если мне не разрешают присутствовать на допросе?
– Послушайте, – нетерпеливо говорит Гордон, – позвольте мне делать свою работу, ладно? Когда закончу – приведу его обратно. Договорились?
– Через час? Два?
– Это зависит от нашего друга. – Гордон хватает меня за локоть и подталкивает к двери.
Элизабет идет за ним, но Гордон оглядывается и щелкает пальцами.
– Маури.
Охранник с татуировкой-змеей преграждает Элизабет путь.
Мы снова идем по длинным коридорам. В конце последнего – дверь. Гордон вбивает код на цифровой панели, и мы заходим в комнату без окон, где стоят три стула и стол. Маури дышит мне в шею.
– Садитесь, – велит Гордон, сам садится напротив меня и кладет портфель на стол.
В стол вделано железное кольцо.
– Руки, – говорит Маури.
Я кладу руки на стол. Маури продевает наручники в кольцо и защелкивает их у меня на запястьях. Гордон достает из портфеля красную папку, набитую бумагами.
– Ничего не хотите сказать, прежде чем мы перейдем к допросу? – интересуется он.
До того как Элис показала мне статью в газете, я собирался рассказать все на сто процентов и принять любое наказание. Теперь я не уверен.
– С Джоанной все в порядке?
– Удивлен, что вы о ней спрашиваете, – хмурится Гордон. – Почему вы так беспокоитесь о Джоанне? Прошлый визит вас ничему не научил? – Он бросает взгляд на Маури. – Очевидно, нет.
