Однако грабителю повезло. На состоявшемся вскоре суде его защищал известный адвокат Серебровский, который сумел внушить присяжным, что деяние Фомичева надо квалифицировать не как ограбление, а как «пьяное озорство». И те взяли да и оправдали обвиняемого! Вот оно – «бережное отношение к подсудимым»!
Впрочем, «передовое» российское правосудие порой выдавало и не такие «сенсации»!
Жуткая по своему содержанию семейная драма рассматривалась 26 апреля 1903 года сессией Нижегородского окружного суда. Крестьянин деревни Соколовка Макарьевского уезда Иван Хрындин обвинялся в убийстве жены.
Женился указанный гражданин на своей Дарье по любви и прожил с ней «душа в душу» семь лет. И родилось у них двое сыновей. Жила счастливая семья в одной большой избе с овдовевшим братом Ивана и их отцом – Андреем Хрындиным, «крепким здоровым человеком за 60 лет». У них имелась мукомольная мельница, приносившая неплохой доход. Кроме того, Хрындины торговали лесом, а в свободное время плотничали. Несмотря на свой почтенный возраст, старик не выпускал хозяйство из своих рук и сам вел дела. Сыновей же держал в полном подчинении.
Много натерпелись молодые крестьяне от деспотичного папаши, но самое страшное было еще впереди. Однажды Иван стал замечать, что его Дарья проводит слишком много времени со свекром, а на вопросы о нем отвечает уклончиво. Заподозрив неладное, он стал следить за отцом. И вскоре худшие опасения подтвердились… В одну из ночей Иван увидел, как старик слез с печи и, подкравшись к Дарьиной постели, полез под бок к невестке. Тогда несчастный муж вскочил с постели с криком: «Разве так делают, батюшка?!» После чего схватил топор и двумя ударами «разрубил голову жены»…
Журналисты, присутствовавшие на суде, описали «соблазнителя» сущим зверем: «Старик имеет хищную, свирепую физиономию, он не смотрит прямо на человека, и злые глаза его едва видны из-под нависших седых бровей. Каким образом он склонил несчастную женщину на сожительство с собою, эту тайну она унесла с собой в могилу. Любви же, конечно, здесь предположить было невозможно: кроме страха, гадливости и отвращения безобразный старик ничего не мог к себе внушить, тем более что Дарья очень любила своего мужа».
Решающую роль в исходе процесса сыграла заключительная речь адвоката Гнеушева. «Из-за удовлетворения своих гнусных стремлений зверь не останавливался ни перед чем, ему не дорога жизнь семьи сына, – заявил он. – Его не интересует перспектива ужасной катастрофы.
Соблазненная им, доведенная до состояния игрушки угрозами сноха скрывает от своего мужа свой тяжкий грех, боясь мести мужа, старик-изверг делает, что ему вздумается, и несчастная женщина становится его жертвой». Поступок Ивана адвокат объяснил, как сейчас принято говорить, состоянием аффекта.
В результате присяжные, одиннадцатью голосами против одного, то есть практически единогласно, оправдали убийцу! И это при том, что зверски зарубил топором он вовсе не того, кто, собственно, и являлся причиной «аффекта», а совершенно невиновную женщину.
А уже на следующий день на скамье подсудимых оказался сам старик-насильник. Его обвиняли по статье «незаконное сожительство». При этом помимо случая с невесткой следствию стали известны и другие факты насилия над «чужими женщинами». Когда не ожидавшего возмездия Хрындина спросили, чем он оправдывает свои поступки, тот не нашел ничего лучше, как ответить, что во всем, дескать, виновата его жена, так как «слишком стара». Потому, мол, несчастного старика и потянуло на молодых. Подобное обстоятельство, естественно, не показалось присяжным смягчающим, и развратный дедушка получил два года арестантской роты с лишением всех прав.
Глава 3
Начало «бед народных»
Вечно голодная «житница Европы»
«Россия считалась житницей Европы, – писал С. С. Ольденбург. – Широкая полоса ее земли – черноземная область – отличалась исключительным плодородием. Русское хозяйство в целом сделало за последнее десятилетие огромные шаги вперед. И тем не менее в центральных областях России, в самой сердцевине государства, каждый неурожай грозил вызвать голод, требующий широкой помощи от государства. В Западной Европе таких явлений не было уже давно; а если в Индии, в Китае бывало много хуже, – это не могло никак служить „утешением“: ведь во всех других отношениях Россия стояла неизмеримо выше „азиатских“ условий»
[10].
В советские годы, как, впрочем, и сейчас, тяжелое положение крестьян и сельского хозяйства в начале XX века чаще всего объясняют «малоземельем» и проблемой «помещичьего землевладения». Якобы лучшие земли по-прежнему принадлежали дворянам, государству, а миллионы крестьян ютились на мелких участках, страдая от нехватки площадей. Этот миф активно культивировали и сами сельские жители. Мол, вот дали б побольше угодий, и голода бы не было!
В действительности все было чуть ли не наоборот! При отмене крепостного права крестьянам отошло более половины всех удобных земель, причем и в дальнейшем постоянно шел процесс перехода земель от дворян к крестьянам. Казенные земли по большей части приходились на леса и малопригодные для земледелия участки. К началу XX столетия дворянам принадлежало около 52 миллионов десятин земли, а крестьянам – 160 миллионов. В 22 губерниях – почти во всей черноземной полосе – свыше половины всей земельной площади принадлежало крестьянам, а местами и 80% ее.
Однако главная причина тяжелого положения крестьян и постоянных голодных кризисов была вовсе не в земле, как таковой, а в исключительно низкой производительности труда и самой организации крестьянского труда. Почти весь экспортный и коммерческий хлеб, который шел на продажу в города, производился отнюдь не крестьянами, а частновладельческими хозяйствами, помещиками. Фактически русскими фермерами. Последние постоянно давали переизбыток, который не только вывозился за границу, но и нередко шел на помощь голодающим. Это доказывает и тот факт, что от неурожаев и засух больше всего страдали именно те губернии, где процент крестьянского землевладения был наиболее велик: Казанская, Самарская, Уфимская, Воронежская, Пензенская, Тамбовская, Рязанская и т. д.
А все потому, что отмена крепостного права фактически привела к созданию в деревне прообраза будущего колхозного строя. В котором помещика заменила община, так называемый «мир». Крестьяне владели землей не единолично, а коллективно, и этот коллектив не только перераспределял угодья по своему усмотрению, но и устанавливал порядки и правила. Каждый крестьянин был как бы совладельцем «колхозной» земли. Когда семья увеличивалась, она могла рассчитывать на прирезку земли, крестьянин, ушедший на фабрику, в любой момент мог вернуться и приняться обрабатывать землю. Для государства и казны община имела важное значение. Она коллективно отвечала за уплату налогов, розыск преступников, а главное, что было исключительно удобно, за призыв новобранцев в армию. Разбегутся, и попробуй разыщи этих крестьян на просторах нашей огромной родины! А тут все «под колпаком»!
