Я вздохнула и снова легла на спину.
– Теперь ты меня ненавидишь, – добавил братишка.
– Нет, я не ненавижу тебя. И никогда не смогла бы возненавидеть. Просто день выдался длинным.
– Ты не злишься?
Я злилась, была расстроена, раздосадована и чувствовала огромную вину за то, что все это время обвиняла Джону в том, чего он не делал.
– Мы должны извиниться перед Джоной, ты так не думаешь?
– Да.
– Вместе? – Я подняла руку, и Уайат вложил в нее свою. Его пальцы были почти такими же длинными, как и мои. – Когда это произошло? Кстати, как ты ее сломал? – Вероятно, не стоило спрашивать. Эта история могла только вызвать злость, на которую у меня сейчас совершенно не было сил.
– Я упал на нее.
– Что? А почему она не была в чехле?
Уайат смутился:
– Я хотел научиться играть… как ты.
Я улыбнулась и взъерошила его волосы:
– Кто научил тебя льстить?
– Папа.
Я взяла братишку за руку и помогла встать с кровати:
– Пойдем. Прежде чем научишься играть, тебе нужно прослушать всю музыку в мире.
– Всю? Это много.
– Ну, тебе нужно понять, что тебе больше всего нравится. Но сначала пойдем поговорим с Джоной, а потом я дам послушать тебе несколько треков.
Нога Уайата запнулась о ключи на полу, и они со звоном полетели в стену. Он поднял их и передал мне:
– Почему у тебя ключи от машины Изабель?
– Я должна была сделать кое-что важное.
– О-о. Прямо сейчас? – разочарованно протянул Уайат.
Я положила ключи в карман:
– Позже. Это тоже важно.
* * *
Я снова сидела в машине. Мы с Уайатом извинились перед Джоной. Я нашла для Уайата несколько замечательных песен. И написала Кейду письмо. Вот и все, что я смогла придумать. Теперь я собиралась отвезти это письмо ему домой.
В этом письме говорилось, что я все эти годы ошибалась в нем. Что понимаю, почему он так вел себя на вечеринке в честь дня рождения – он ждал звонка от отца и расстроился, когда тот не позвонил. Понимаю, почему он пытался помогать другим, когда думал, что им больно, отвлекая внимание, веселя людей, потому что именно так он справлялся со своими проблемами. И закончила письмо словами, что не уйду от него. Он не мог так легко от меня избавиться.
Я сжала руль, письмо лежало на пассажирском сиденье в ожидании, когда его прочтут. Как бы мне хотелось, чтобы там сидел Кейд.
На полпути к его дому я поняла, что не заглянула в еще одно место. Туда, куда Кейд однажды водил меня: в отель с полем для гольфа.
Я пересекла три полосы, чтобы развернуться, и заработала долгий гудок от черного внедорожника. Я помахала водителю, но не посмотрела на него.
Кейд точно будет там. Должен быть!
Я добралась до отеля, припарковалась и пошла по пути, которым Кейд вел меня в тот вечер. Немного поплутала, пока наконец не нашла ворота. Те, через которые Кейд перелезал. Они были заперты, как и в тот вечер. Луна сегодня светила ярко и освещала дорожку за воротами лучше, чем в прошлый раз.
Я прислонилась к воротам, снова достала телефон и написала:
«Ты в отеле? Если да, то я здесь и через пять минут перелезу через эти ворота, хотя меня уж точно поймают… и я не уверена, что вообще смогу через них перелезть. И на мне юбка. Пожалуйста, не заставляй меня перелезать».
Я встала на цыпочки и попыталась хоть мельком разглядеть веранду, на которой мы сидели. Но смогла увидеть только разноцветные верхушки растений в горшках. Подергала за прутья. Ворота не открывались. Сверху они были ровными, без острых шипов, какие я видела на многих воротах. Такие шипы могли проткнуть человека. Ровные – это хорошо. Но прутья, что вели вверх, были без горизонтальных соединений. Как Кейд забрался тем вечером?
– Я могу это сделать, – пробормотала я. – Я же теперь величайший бегун в мире, это должно быть легко.
Я засунула ногу между парой прутьев, чтобы оттолкнуться.
– Ты разговариваешь сама с собой?
Меня затопила волна облегчения, когда я услышала голос Кейда по ту сторону ворот. Не особенно изящно вытащив ногу, я всмотрелась в дорогое лицо. Мне хотелось обнять Кейда, но нас разделяли ворота.
– Мне так жаль, – пробормотала я.
– Почему? – спросил он, и на его лице появилась его обычная широкая улыбка. – Я частенько разговариваю сам с собой.
– Нет. Ты знаешь почему.
Я взялась за прутья, используя их в качестве поддержки.
Парень покачал головой:
– Не стоит. Это все Саша. – Он не злился, но и не спешил впускать меня.
– Ты их откроешь? Мне нужно обнять тебя. Я же могу обнять тебя, верно?
– Если сможешь перелезть через ворота, можешь делать что захочешь, детка. – Кейд подмигнул, в его голосе звучала насмешка. Я знала, что он делает – возводит свою стену, – и ненавидела это. Ненавидела за то, что он ощущал потребность сделать это из-за меня.
– Не надо.
– Чего не надо?
– Не относись ко мне так, как относишься к другим. Не прячься от меня.
– А ты не пряталась от меня? – Теперь в голосе Кейда появился намек на злость.
– О чем ты?
– О песне. Когда ты собиралась показать ее мне? Когда она победит на конкурсе?
– Нет! Конечно же нет. Я не собиралась отправлять ее на конкурс.
– Почему нет? Она на самом деле хороша.
– Ее не должен был никто услышать. Тем более вся школа.
– Думаю, ты и меня имеешь в виду.
Я покачала головой, но Кейд был прав. Я не собиралась показывать ему эту песню.
– Ты до сих пор мне не доверяешь? – спросил он.
– Доверяю, – прошептала я.
– Ты до сих пор считаешь меня парнем, который плохо относился к Изабель. Парнем, который и тебе тоже однажды причинит боль. Ты не готова полностью мне открыться.
– Нет. Это неправда. Кейд, я рассказываю тебе больше, чем кому-либо. – У меня сдавило горло. – Ты на самом деле помог мне найти мои слова. Мой голос. Но не думаю, что эта песня принадлежит мне. Мне кажется, я не имею на нее право. – Я достала из-за пояса юбки письмо, которое написала ему, и бросила через прутья.
Кейд издал хриплый смешок:
– Еще одно письмо?
– Ты давно не получал ни одного.
Кейд поднял его с того места, куда оно приземлилось:
– Не от тебя.
Я приподняла брови:
– Тебе кто-то еще пишет? – Когда Кейд не ответил, я ахнула: – Подожди. Твой отец?
