А Егоровых она ненавидела уже так же, как и книжки их. И уйти невмоготу. Не может она второй раз оставить Юрочку. Набросалась уже. И где же найти выход злобе своей, ненависти и горечи? Долго металась Анечка, чуть крысиной отравы в какао Евстолии не всыпала, да вовремя одумалась. Николай Витальевич к тому времени уже слег и под себя ходил. Анечка убирала, а он все так же смотрел на нее глазами побитой собаки, просяще и униженно. А ей уже смешно было. Вот ты все мне порушил, а я по-прежнему крепка и хороша еще как женщина! А из тебя уже даже не песок сыплется, а сама жизнь гнилью истекает. Мною побрезговал, а что получил? Книжки желтые да жену, в которой женского только и есть, что долгий волос. Груди у нее и вовсе нет, это каждому видно, но, может, и промеж ног, что положено женщине, отсутствует. Не зря ведь не родила.
Ни слезинки не пролила Анечка, когда Николай Витальевич скончался. Надо сказать, что и Евстолия недолго убивалась. Был человек – и нет человека. Любили – позабыли. Одни книжки напоминают о том, кто их собирал. Еще портрет на стене висит. А кто на него смотрит, на портрет-то? Висит себе так просто, как картинка в рамочке. Убери, никто и не спохватится. Да и книжки его! Выброси, кто вспомнит? Подумала так Анечка, и тут же на ум пришло, как Генечка ей деньги за какую-то книжку сулил. А что? Если небедный директор самого видного в Ленинграде книжного магазина на них зарился, значит, они того стоят. Может, действительно продать кое-что и золотые вещи купить? Золото не деньги, ценности своей не потеряет. А золото она Юрочке отложит, сыночку. Что в этих книжках? Не ровен час, рассыплются от ветхости. Кто их тогда купит?
А кому продать? Да Генечке же и продать! Только надо цену узнать, чтобы не он ее устанавливал, а она сама.
Сказано – сделано. Как-то вытирая пыль, Анечка спросила у проходящей мимо Евстолии, сколько стоит одна книжка Николая Витальевича. Неужто и впрямь эдакая дряхлость, которая того и гляди в руках развалится, еще какую-то цену имеет? Евстолия, гордясь, назвала цифру с несколькими нулями. Анечку аж пот прошиб. Тут не золотишком пахнет. Да на такие деньжищи можно хорошую квартиру в центре города купить и… переехать туда с Юрочкой. Да-да! Открыться ему и переехать! Конечно, у нее, Анечки, есть махонькая квартирка, которую ей Николай Витальевич купил перед тем, как совсем свалиться. Но разве Юрочке в ней понравится? Он привык к просторам огромной квартиры на Садовой улице.
Анечка вытащила с разных полок несколько первых попавшихся книг, оставшиеся пошире расставила и поехала в «Книжный дом» к Генечке. Она специально оделась получше, в строгий костюм с белой блузочкой, и все так же – толстая коса змеей через плечо почти до колен. Крашеная кошка – секретарша не хотела ее пускать, но Анечка уже давно была не пугливая деревенщина. Она отодвинула ее плечом, обтянутым новым пиджачком, и толкнула дверь. Генечка разговаривал с каким-то мужчиной, который, повернув голову на легкий скрип открывающейся створки, так и остался сидеть с раскрытым ртом. Анечкина коса оказала свое обычное действие. Да и Генечка лицом дрогнул, разговор быстро закончил, мужчину выпроводил и весь подался к ней.
– Ба! Знакомые все лица! – как-то странно воскликнул он и улыбнулся своей детской улыбкой.
Но Анечку теперь не прошибешь разными словам и улыбками. У нее к нему дело, а потому она увернулась от его рук, которые уже нацелились обхватить и прикоснуться, и уселась на стул, нагретый предыдущим посетителем.
– Ой! Какие мы серьезные! – игриво сказал Генечка, будто маленькой девочке, потом присел напротив и спросил: – Какими судьбами, дражайшая Анна Михайловна?
Анечке на эту его показную веселость было наплевать. Она вытащила из сумки одну книжку с оттиснутым на обложке ангелом и, крепко держа ее в руках, назвала цену, которую слышала от Евстолии. Генечку перекосило. Он сразу понял, чего она хочет, и сипло выдавил:
– Краденое продаешь, да?
– Не твоего ума дело, – смело ответила она. – Продаю, и все. Не хочешь брать, назови того, кто возьмет.
– А если я тебя заложу Егорову?
– Не заложишь.
– С чего ты взяла?
– С того, что он умер.
– Тогда его жене. Надеюсь, она в добром здравии?
– В добром. А ты попробуй заложи. Я скажу, что ты сам мне предложил, а это так и есть. Где мне, деревенской девке, додуматься? Евстолия вообще держит меня за умственно отсталую.
– А ты, значит, полноценная?
– Нормальная.
– А если я половину дам?
– Половину не возьму.
– Одну книгу продаешь?
– Нет.
– Сколько?
– Давай сначала договоримся об одной.
– Хорошо. Только деньги завтра.
– Сегодня, или и книга будет завтра.
– Но я сегодня столько не наберу! Я же не ожидал, что ты с ней заявишься!
– Значит, завтра, – сказала Анечка, убрала книгу в сумку и поднялась со стула.
– Где? Может, на даче? Как бывалоча? – спросил Генечка и посмотрел на нее раздевающим взглядом. Анечке тут же захотелось скинуть всю одежду, но она взяла себя в руки. Нельзя ему поддаваться. Нельзя с ним никуда ехать, иначе и книгу отберет, и денег не даст.
– Нет. Здесь, – спокойно ответила она. – Приду, как сегодня. И чтобы за дверью обязательно сидела твоя секретарша.
Генечка расхохотался:
– Ну ты даешь! Прямо Сонька – Золотая Ручка! Да я своей секретарше только подмигну, она мигом свою юбку задерет и в таком виде горло тебе перекусит!
– Дурак ты, Генюра, как я погляжу, – ответила Анечка. – Про Золотую Ручку – это я не понимаю, но за урок – спасибо. Я с верной женщиной приду, понял? Жди!
После нескольких сделок Генечка однажды опять лихо подкатил к ней на своей машине с предложением собственного тела.
– А что ж секретарша с задранной юбкой? – спросила Анечка.
– Ну ее, надоела, – махнул он рукой. – А по тебе я соскучился. Честное слово!
И Анечка не устояла.
На его даче все было как всегда: он будто малыш-несмышленыш, а она – баюкальщица, утешительница, дарительница. И все бы хорошо, если бы Генечка опять не завелся про книжки:
– Ты уж на следующей-то книжонке скостила бы цену! Так сказать, по знакомству, по блату, значит!
– А если не послушаюсь, опять, как чемодан, меня на дорогу выкинешь? – спросила Анечка. – Может, сразу уж и одеться?
– При чем тут чемодан? – удивился он.
– При том! Ты лучше прямо скажи, что тебе от меня надо: любови или снижения цен на книжки?
– Ишь ты какая стала! – восхитился он и одобрительно похлопал ее по голой ноге. – Только ты зря про любовь-то, милая! Какая ж у нас с тобой любовь?
– А что у нас такое? – пришла пора удивиться и Анечке.
– Это, Анна Михайловна, называется сексом, то есть удовлетворением естественных половых потребностей организма.
